Рассказы из Диких Полей

Понятовский кивнул. Три его рубаки ринулись на беглецов словно бешенные псы. Жмогус схватил пистоль и выпалил в их сторону, один конь рухнул на землю, придавив своим телом всадника. Шляхтич ударился головой о камень, охнул и потерял сознание. Двое других кинулись к Янушу. Сененский уклонился от удара сверху, закружил своей саблей мельницу над головой, и жеребец первого из противников, испугавшись, встал дыом. Всадник пошатнулся, видя нацеленный в себя ствол бандолета, но в тот же самый миг к нему подскочил Жмогус и рубанул его саблей по руке. Тот заорал от боли, выпустил оружие; но в этот же миг второй из людей Понятовского ударил жмудина клинком в спину. Жмогус застыл, обеими руками схватился за выступившее из груди острие, захрипел, на его губах выступила кровь.

Сененский завыл от ярости. Глаза зашли мглой. Словно вихрь побежал он к всадникам. Понятовский выстрелил куда-то, но Януш уже проскочил под брюхом его коня и нанес удар саблей снизу в бок, с полуоборота, проведя укол под левой подмышкой. Конь заржал, встал дыбом, а потом помчался к деревьям, волоча на стремени неподвижное человеческое тело.

Второй из противников – которого Жмогус ранил в руку – повернулся к Янушу. Он быстро поднял саблю и рубанул шляхтича по лбу, но Сененский уклонился, а потом, когда всадник проскакивал рядом, словно кабан рухнул на спину всадника и одним рывком стащил того с седла. Дергающееся тело прижал к земле и одним быстрым движением вонзил острие сабли в горло.

Сененский поднялся с колен. Он шел, весь окровавленный, с горящими глазами. Понятовский не шевелился. Но, прежде чем Януш приблизился, ударил коня шпорой. Жеребец пошел с места в карьер и пропал среди деревьев. Сененский глядел ему вслед… Стоял и смотрел. Понятовский уходил. Уходил, но мог и вернуться.

Януш осмотрел побоище. Погоди-ка, что-то здесь не сходилось. Жмогус пал, но…

Евка!

Он чуть ли не завыл, увидав, что женщина лежит на земле. Януш припал к ней, приподнял голову и только теперь заметил багровый след от пули на груди, под сердцем… Рядом с ним.

- Евка, - тихо позвал он. – Евка…

- Кровь повсюду, кровь… И ты весь в крови, а голова бац! И о землю… Зачем это я… зачем я уехала из Каменца, - прохрипела женщина, тоненькая струйка крови потекла из уголка рта.

- Евка, - умоляюще прошептал Сененский, - не умирай… Умоляю. Красичин уже рядом… Мы богатые. У нас десять тысяч червонных золотых. На них мы купим деревню, даже две…

- Положи мне камень на груди, - прохрипела Евка, или забей кол, чтобы я уже не встала… За що я тебе, ляха, мылувала, за що⁶⁷…

- Евка, - прошептал Сененский, но женщина уже закрыла глаза. Его она уже не слышала.

Какое-то время шляхтич сидел в молчании. Потом услышал ржание лошадей со стороны тракта. Это могло значить лишь одно: Понятовский возвращался. Сененский сорвался на ноги и отскочил в сторону деревьев, где исчез среди безлистых ветвей кустов. Он даже остановился, потому что что-то толкало его в бедро. Он осторожно протянул руку к боку и нащупал мешок с головой Лагодовского. Осторожно он достал человеческий остаток, глянул на валяющиеся на поляне трупы, на тело Евки, на мертвого Жмогуса, пронзенного со стороны спины саблей, потом схватил голову за волосы и отбросил назад, в кусты, чтобы люди Понятовского не могл ее найти. Потом повернулся и начал красться между деревьев. Шел он будто пьяный, все кружило перед глазами. Дорогу он нащупывал, словно слепец, и опирался на саблю.

Голова со стуком покатилась по земле, отскочила от древесного ствола и упала в муравейник. Очень скоро муравьи обсели ее, залезли в уши, проникли под веки, в рот и в нос…

 

 

Бертран де Кюсси пошатнулся и свалился под стол. Все взглды направились в его сторону. На лицах шляхтичей расцвели усмешки.

- Немчуре уже хватит! – воскликнул Мурашко.

- Нет, дайте-ка ему еще! Наливай…

- Пей, пан-брат! – обратился Борейко к Бертрану и сунул кавалеру в руку кубок с медом.

Француз, покачиваясь, встал и выпил содержимое в один присест. А после того его повело назад, и он сбил со стола кувшин с вином. Красный напиток хлестнул на белые доски пола, разлился широко, но потом впитался в щели.

- А это что? – Сава поднял с лавки дорожную сумку Бертрана, развязал шнурок и вытащил стопку исписанных листов. – Поглядите, чего-то написано…

- Оставь, наверняка это любовные письма. Наш пан Бертран явно к дамочкам женихался. Или же, по обычаю галльскому, к вьюношам. Не читай, Сава, а то еще чего-нибудь вычитаешь смешного, и мил'с'дарь Бертран тебя как поросенка, будто на вертел, насадит. А на его рапире можно и волов зажаривать.

- Его оружие только на то и способно.

- Здоровье пана Бертрана, милостивые судари!

- Здоровье! Здоровье!

Бертран оперся о стол, дрожащей рукой поднял кубок, но уже не попал им в рот. Француз упал головой на стол и захрапел. Тем временем Боруцкий начал очередной рассказ.

 

 

рассказ восьмой

ДЕЛИТЬ БУДУТ ТРОЕ

 

Станислав высунул голову в окно кареты, жестом подозвал придворного. Молодой мужчина с длинными, завязанными сзади головы волосами подогнал коня и быстро приблизился.