Рассказы из Диких Полей

Навстречу ему никто не выбежал. Корчма казалась совершенно пустой. Винницкий привязал поводья к коновязи. Потом толкнул дверь и вступил в темноту. Его удивила пустота, царящая внутри постоялого двора. В очаге не горел огонь, столы и лавки были перевернуты, бочонки и кувшины стояли пустыми, по углам на сквозняке покачивались пряди паутины. Винницкий уже собирался было выйти наружу, как вдруг заметил полоску света в щелке занавески, которой перегородили одну из спальных ниш. Он быстро направился в ту сторону. И одним движением раздвинул два куска материи.

- А вот и он! Вот он! – прозвучало несколько голосов.

Альков – большой, занимающий чуть ли не половину всей корчмы – был полон людей. В ноздри Винницкому ударила вонь вина и потных тел, говор и шум, потому что неожиданно, словно по команде, все начали шуметь, вести диспуты, пить и развлекаться. Среди них Винницкий видел одну только шляхту – все были одеты в польские одежды, у всех были подбриты головы, на всех висели сабли, все пил и ссорились, одним словом – развлекались, будто в давние времена, как минимум, при короле-саксонце⁷⁴ из поговорки. Вот только в последнее время в Речи Посполитой так никто не делал. Веселиться здесь сейчас могли разве что тарговичане, те самые, что пришли в Литву и Корону за московскими штыками. Вот только среди них была мало шляхты, такой, как эта, что удобно устроилась на лавках в корчме. И Винницкий не видел среди этих ни одного москаля, ни одного царского офицера или хотя бы одного продавшегося поляка во фрачке и паричке. Присутствующие здесь, в кунтушах или жупанах, в рогатых конфедератках⁷⁵ или меховых колпаках, не очень походили на новых повелителей Польши и Литвы. Забава была в самом разгаре. Но почему же он не слышал ничего перед корчмой или когда вошел в основное помещение? У Винницкого голова пошла кругом… Эта корчма… Все, что здесь творилось, для него было настолько далеким, словно бы, войдя сюда, он перенесся из богом забытой харчевни куда-то далеко… Только не в смысле дальних сторон. Скорее, на несколько веков назад…

- Низкий поклон, поклон вашей милости! – Боруцкий шел навстречу нему с несколькими незнакомыми шляхтичами. – В конце концов, и ты сюда попал! Пей с нами! – он сунул Яну в руки громадный наполненный вином кубок вместимостью с половину гарнца.. – Все вы сюда попадете!

Ясек приложил посудину к губам. Пил он долго, медленно, не чувствуя терпкого вкуса молодого вина. Головокружение охватило его, едва он отвел кубок от уст.

- Позвольте, мил'с'дари! – воскликнул Боруцкий. – Ян Винницкий, кавалер, достойный всех нас. И ты, пан Ян, познакомься с моей компанией. Вот это, - указал он на ближайшего, - это пан Самуэль Лащ⁷⁶, гуляка, скандалист и пьяница, что называется! Двести шестьдест баниций и сорок инфамий в свое время! А сколько голов в драках повредил…

- Двести шестьдесят семь баниций и сорок семь инфамий, по позволению вашей милости! – поправил Боруцкого указанный.

- Да и двести шестидесяти хватило бы, чтобы очутиться здесь! – воскликнул второй из товарищей Боруцкого, высокий мужчина с тщательно выбритой головой и довольно-таки притными чертами лица. В руке он держал толстую кожаную нагайку.

- А это вот, - указал на него Боруцкий, - пан Миколай Базилий Потоцкий, тот самый каневский староста, что загонял баб на деревья и стрелял по ним, ну а жидков живьем жарил! Теперь я его на горелке жарю! Пей, мил'с'дарь!

- Пей! – выкрикнул Потоцкий, потряхивая нагайкой, когда Винницкий во второй раз оторвал кубок ото рта. – Пей до дна!

- Ну, свой парень!

- Наш, наш человек!

Ян вновь отпил вина. В голове его царил кавардак. Другие товарищи Боруцкого, смеясь, выкрикивали свои имена: Легеза, Зборовский, Лащ, Радзивилл… Где же это он был? В орчме? На небе? Ясек готов был отказаться от девок и карт, если на том свете мед и водка лились столь обильными потоками, как на этом постоялом дворе. А может… может, это была преисподняя?

- Садись, мил'с'дарь!

Боруцкий хлопнул его по плечу с такой силой, что Винницкий чуть не растянулся на лавке. Старый шляхтич присел напротив. Он поглядел на молодого человека из-под наполовину прищуренных век, шельмовски, но вместе с тем со странным презрением.

- Так ваша милость – кто? – инстинктивно спросил Ян. – Где это я?