Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

- Выпейте с нами, хозяин! – сказал Дыдыньский, желая отвлечь корчмаря. Липек не спеша направился к двери. Движения его не выдавали волнения, только на самом деле он всматривался в видневшиеся на полу следы разбрызгавшейся крови. След был даже слишком уж четким, чтобы его можно было потерять. Выйдя из большого помещения, Чебей очутился в проходящем через всю корчму коридоре, что вел от главных ворот в помещение для повозок на задах. Прямо напротив дверей, ведущих в столовую часть, у него были двери, ведущие в кухню, когда же он повернул к возовне, справа прошел еще одну дверь – открытые в комнатку, где заметил покрытые шкурами лавки. Прямо напротив них, по левой стороне, имелся вход в какое-то другое помещение. Именно туда вел таинственный след, слагающийся из кровавых капель. Туда, наверняка, и затащили тело.

Чебей осторожно коснулся ручки. Нажал… но тут же что-то вырвало ее у него из пальцев. Дверь неожиданно открылась. За ней, похоже, была кладовая – небольшое темное помещение, заставленное бочками, мешками, запиханное свисающими с потолка окороками и связками копченой колбасы. Но сразу же за порогом стоял глупый Ясь с окровавленным тесаком в руке. Чебей замер.

- Аааа… Аааа…

Татарин молниеносно вытащил саблю. Он отступил, но слуга стоял, словно вкопанный. Но вот Чебей вдруг почувствовал, что спина его коснулась чего-то мягкого и холодного, чего-то такого, которое никак не собиралось поддаваться и сопротивлялось…

…то был живот корчмаря. Корчмарь стоял за Чебеем, в его руке была окованная дубинка.

- Ты что же, пан, хотел туда в нужник идти?

- Дорогу спутал… На задах же должен был находиться…

- Эй, хозяин! Ты так и не ответил на мой вопрос! – раздался голос Дыдыньского.

Молодой шляхтич стоял в дверях, которые вели в столовое помещение. Его правая рука небрежно опиралась на рукояти черной, гусарской сабли.

- А вот скажи мне, почтенный, отчего это у тебя такие палаческие блюда? То с виселицы, то прямо из-под топора, как этот твой кролик…

- Зовут меня пан, Томаш Воля, и занимаюсь я палаческим ремеслом, - тихо ответил корчмарь. – Я самый старший субтортор45 из Равы. В самой Варшаве головы рубил… Это я казака Наливайко на кол сажал46, отчего потом в Варшаве предместье Наливки взялось…

Чебей мрачно осклабился. Мало того, что корчмарь странный, так еще и палач… да, для одной ночи этого было решительно много.

- Так где тот нужник? – смиренно спросил он.

- В конюшне, - буркнул в ответ корчмарь-палач. – Я же говорил, на задах.

- А мне покажи, где я спать буду.

- Хорошо, мой пан. Только, если можно просить, ночью не лазьте. А то у меня много, - тихо сообщил он, - очень много работы…

 

- Мы оба рассуждаем одинаково, - сказал Дыдыньский. Всесте ч Чебеем он сидел на лавках в большом помещении. На столе горела свеча, отбрасывая на стены размазанные тени. – Что он убивает гостей.

- У нас пока что нет уверенности, - ответил ему татарин. – Но что станем делать? Бежим отсюда и даем знать старосте?

- С ума сошел или что? Я, Дыдыньский, самый знаменитый рубака Саноцкого воеводства, должен бежать перед первым попавшимся городским, да еще и палачом?!

- Так здоровый же, как медведь…

- И что. Следует убедиться, что это за птица. Ты подслушал у двери, чего он там делает?

- Пошел в кладовую. Я слышал шаги. А потом что-то творилось внизу, как бы не в подполе. А тот кровавый след вел как раз в кладовку.

Дыдыньский какое-то время молчал, а потом вдруг замер. Где-то, непонятно где, но уж наверняка в корчме, раздался неожиданный стон. Тихое, мяукающее стенание, которое могло издать из себя только лишь существо, испытывающее чудовищную, страшную боль. То был скулеж кого-то страдающего. Стон утих, но через мгновение раздался снова.

- Что это?! – чуть ли не выкрикнул Чебей.

- Тихо… - шепнул Дыдыньский. – Жертва корчмаря? Да нет же, невозможно. Хотя?...

Чебей снова прижал ухо к двери.

- Он, господин, наверняка отправился спать. Я слышал, как он возвращался в кухню. А вот теперь… кто-то приоткрыл ворота… Кто-то вышел из корчмы.

- Точно? Но кто? Корчмарь? – допытывался Дыдыньский.

- Возможно?

Чебей отскочил от двери. Он подошел к окну и раскрыл ставни. В помещение тут же ворвались ветер с дождем. Пламя свечи затрепетало и погасло. Шум дождя усилился. Во дворе безумствовала буря.

- Чебей, - прошептал Дыдыньский. – Иди за ним. В корчме два человека: палач и Ясь. Погляди, кто это такой. Я же попробую попасть в подвал. Мы должны выяснить, что здесь творится. Иди!

Дверь в кладовую была закрыта. Какое-то время Дыдыньский пытался вырвать замок из дерева, но тот был закреплен настолько крепко, что все усилия завершились неудачей. Не было иного пути, как попытаться отыскать ключ. Но где мог он быть? Наверняка у пояса хозяина. А это означало, что вначале его следовало вытащить у корчмаря-палача.

Шляхтич направился в кухню. Он замер, услышав доносящийся оттуда мрачный храп. Корчмарь спал. Дыдыньский осторожно толкнул дверь. К счастью, она не была закрыта, зато ужасно заскрипела.

- Мммм… Ясь, подтягивай веревки! – пробурчал во сне хозяин. – Сильнее, ломай ему кости…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза