- Ты же не хочешь поддаваться. Ты уверен, что правота на твоей стороне… Это и есть глаз Божий. Он поддерживает тебя. Это и есть знак. Он в тебе.
Куницкий замер, опустил голову. И почувствовал в себе тепло. Почти что горячо. И он уже знал… Ян облегченно вздохнул. Он был прав в том, что не сошел с пути.
- Благодарю вас, святой отец, - тихо прошептал он, а затем на коленях отполз от исповедальни.
Тот решающий вечер был спокойным. Последний день сентября казался последним днем уходящей прекрасной золотой осени. Солнце светило до самого заката, на небе не было видно ни единой тучки. Не дул и ветер, а после заката с лугов, полей и болот вокруг принадлежащего Куницкому Вилькова поднялись густые, но и летучие белые туманы испарений. Они окутали всю округу словно плотный плащ. Куницкий до самого последнего момента глядел на них. А потом отправил всех слуг по ломам и ожидал. Он сидел в гостевой комнате дворища, приготовленный ко всему. На эту ночь он надел свой самый красивый кунтуш, а к поясу прикрепил старую добрую баторовку24 в инкрустированных драгоценными камнями ножнах. Ждал. Перед тем тщательно закрыл на засовы все двери, забил окна, а на столе рядом с собой положил пару заряженных пистолей.
Несмотря на все, этого момента он боялся. Правильно ли он поступил, либо же то, что продиктовала ему собственная гордость, его честь были всего лишь безумием? Он знал, что никто, абсолютно никто ему не поможет. Нужно было бежать.
И все же – тогда бы он предал самого себя. Помимо того, Куницкий надеялся на то, будто бы что-то изменится… И у него эта надежда должна была иметься. А что ему еще оставалось? Его родителей не было в живых. Не было у него и родственников, той последней, величайшей поддержки, которую мог иметь польский шляхтич. Отца и мать Анны давным-давно убили татары. Если бы сбежал – ему пришлось бы просто бродить по дорогам. А такой судьбы Яну не хотелось, в особенности – для Анны. Уж лучше была бы смерть. А помимо всего прочего, ему по-настоящему хотелось защищаться. Нет, не поддамся, постоянно размышлял Куницкий, у меня осталась честь, и вот ее необходимо защищать…
Скрипнула дверь. Ян повернулся и увидел в двери Анну. Она печально глядела на мужа. Но внешне выглядела превосходно. Женщина была красивой. В свете стоявших на столе свечей Куницкий видел ее черно-золотое платье, обшитое серебром. Пальцами она крутила длинную рыжую косу.
- Зачем ты вышла из сарая?
- Все это ничего не даст, - тихо ответила та. Легко, словно весенний ветерок, приблизилась она к Яну, после чего упала на колени и обняла ноги мужа, прижалась к крепкому мужскому бедру.
- Ты не хотела спрятаться? – печально произнес Куницкий.
- А какой в этом смысл? Я и так должна… В такие минуты я обязана быть с тобой.
- Знаю, - прошептал Ян. Он погладил ее волосы, затем взял ее голову в ладони и поглядел на лицо вблизи.
- Не пойду я живой старосте в руки. Уж лучше убью себя
Ян глядел как Анна взяла со стола самый небольшой пистоль, как проверила, взведен ли замок. Прижала оружие к груди, а он прильнул своими губами к ее. Сделалось тихо. А потом где-то в глубине дома раздался треск разбиваемого дерева и звон стекла. Куницкий отодвинул Анну в сторону.
На подъезде раздался стук копыт, ржание лошадей, смешанные со словами команд и звоном стали. Пришло наихудшее. Ян стиснул ладонь на рукоятке пистоля.
- Эй, Куницкий, ты там?! – донеслось снаружи. – Открывай, хам мы приехали исполнять приговор!
Ян молчал. Его противник, похоже, и не ожидал, что его впустят, потому что шляхтич неожиданно услышал шорох близящихся шагов. По периметру дома грохнуло несколько выстрелов, после чего что-то с ужасной силой ударило в дверь: раз, другой, третий. Анна, дрожа, прильнула к спине мужа. Куницкий встал прямо напротив двери, ведущей в сени. Он услышал треск, с которым не выдержала двойная дверь, после того – топот множества ног. Куницкий выпалил в образовавшуюся щель. Оттуда раздались стоны, ругательства, кто-то свалился на пол. Куницкий выпалил из второго пистоля, после чего схватился за саблю. И тут в один миг в комнату ввалилось несколько слуг, одетых в цвета Стадницких. Первый удар Ян принял на клинок, следующего удара избежал, быстро присев, одним резким ударом отрубил державшую саблю руку, потом перебросил оружие в левую руку и вонзил ее до самой крестовины в тело очередного противника.
А потом на Яна навалилась вся толпа, и его тут же прижали к стене. Куницкий двоился и троился. Его охватили бешеная ярость, ненависть, гнев и безумие. В душе неожиданно с громадной силой взорвалось то, что дремало там уже издавна. Его удары стали скоростными, неожиданными, сильными, их невозможно было предугадать – как сама смерть. Ян вычерчивал саблей круги, выбивал оружие из рук противников, отбивал удары – но никаких шансов у него не было. В самом начале он рубанул одного из казаков в висок; потом, быстрым, словно сама мысль, ударом убил второго, ранил в бок третьего и выбил оружие из рук какому-то слуге магната.