Рассказы

На фронт батальон прибыл в первых числах января. Где-то северо-западнее вовсю громыхали орудия, но вблизи пока стояла тишина. Приказано было занять оборону, бдительности не терять. К некоторому удивлению Ивана, горячки никто не порол, живо появилась кухня с ужином. Кто-то из местных дивизионных старожилов показал, где остатки колхозной фермы. Оттуда натащили бревен, принялись рыть землянки. Немцев рядом не было, посты бодрствовали, командиры изучали местность. Через два дня начали подвозить оружие. Не новое, понятно, собранное с поля боя. Зато в избытке. С СВТ-шкой Иван потихоньку разобрался — но что толку, если магазин единственный и шалит? С большой охотой сменил полуавтомат на привычную трехлинейку. Единственно жаль, хороший штык-кинжал «забыть» при себе так и не удалось. Эх, напрасно отчищал.

Жизнь налаживалась. Батальон заимел два телефонных аппарата, катушки провода. Пистолетов-пулеметов в батальоне теперь хватало — ППШ привозили десятками, и, хотя ручных пулеметов передали всего три, личный состав заметно приободрился. Командование дивизии, пусть и временное, о прикомандированных лыжниках помнило, довооружило, дало время осмотреться, привести себя в порядок.

В первое серьезное дело 122-й отдельный лыжбат попал в ночь с 7-го на 8-е января. Насколько помнилось красноармейцу Левичеву, это получился довольно бестолковый и не особо удачный бой. Потерь было много, в основном от артобстрела — клал снаряды немец точно. Иван армейский и жизненный опыт имел, а в ту ночь было жутко. Сейчас, после опыта недели непрерывных боев, думалось — а могло ли быть иначе? Опыт — вот что нужно каждому бойцу и батальону. Ну и армии в целом. Опыт и немного удачи.

...- Стой, а то щас выпремся на «простор речной волны», — предупредил сержант.

Головное охранение, отдуваясь, привалилось к стволам замерзших берез. Впереди открывалась прогалина, расширяющаяся и уходящая чуть вниз. Неярко искрился снег, гуляла поземка, луна осторожно выглядывала из низких туч. Лесок метрах в трехстах казался непроходимой чащей.

— Не вижу никакого Торобеево, — озабоченно признал сержант. — Не дошли мы, что ли?

— Сейчас ротный прибудет с биноклем, он разглядит, — пулеметчик пристроил увесистый ДП в развилку ветвей куста.

— За следующим леском это Торобеево, — предположил рослый, еще повыше Ивана, лыжник. — Просто за рощей дымы отсюда не разглядишь. А вот за полем, то уже будет Полотняный Завод.

— Ну да, еще чего скажешь. Полотняный — он же большой, почти город, — усомнился сержант. — А здешний лес на карте только один должен быть. В котором мы сидим. Чего молчишь, Левичев? Ты ж, считай местный. Небось, сюда девушек «по ягодки» водил.

— Далековато «по ягодки». И я женатый, — проворчал Иван.

— Столица, сплошь культурные люди. Они ж в театр водят «по ягодки», — разъяснил болтливый пулеметчик.

— Я тебе сейчас по валенку дам, что у тебя промеж ушей приставлен, — посулил Иван. — Чтоб лукошко поменьше разевал.

Подошел ротный, скомандовал «отставить разговорчики». Сержант объяснил, что разговор идет о диспозиции, лес-то кончился, а Торобеево не появилось.

— Похоже, дальше все тот же лес, карта не точна, — старший лейтенант рассматривал прогалину в бинокль. — Значит так, проводим доразведку оконечности леса, потом рота и санный отряд выходят на рубеж атаки. Торобеево там должно быть, некуда ему деваться.

— И кто эту самую доразведку проводит? — с нехорошим предчувствием уточнил сержант.

— Не дури, Кузнецов. Вы обстановку знаете, вам и идти. Рывком до той опушки, там уже осторожнее — лесок небольшой.

— «Рывком»... Это же по открытому. Если немец наблюдает...

Ротный молча снял с шеи бинокль, протянул.

— Нету вроде никого, — сержант Кузнецов пытался рассмотреть устье ложбины. — Но что тут разглядишь-то? Глянь-ка, Иван...

— Я же сапер, — без особой надежды напомнил красноармеец Левичев.

— Все правильно: вдруг там какие заграждения или мины? Нельзя без сапера. И вообще ты боец крепкий, кого ж тут еще брать? Вон у Алаева уже нос белеет.

Пулеметчик, обрадованный, что ему идти не надо, принялся усердно растирать нос.

— В общем, я укажу, что вызвались добровольцами, комбат напишет представление к награде, — намекнул ротный. — Это, конечно, когда возьмем Торобеево. Вы бойцы опытные, сами знаете — время терять нельзя. За деревню до рассвета обязаны зацепиться. До опушки дойдете, отсигналите. Фонарик я дам. Кто еще добровольно вызовется? Тут рывком, дело-то минутное...

Пошли вчетвером. Насчет «рывком» старший лейтенант преувеличил, стоило выйти в ложбину, оказалось, что это вырубка: под снегом полно пеньков и прочей гадости. Двигались медленно, частью чуть ли не на четвереньках. Уставом такой лыжный ход не предусматривался, но куда деваться. К счастью, по открытому месту завесу-поземку крутило так, что порой в полусотне шагов ничего не увидишь.

Разведчики добрались до опушки, осмотрелись, выпрямились под прикрытием пышной ели.

— Белье на спине хоть выжимай, а щек не чувствую, — прохрипел сержант, извлекая ценный фонарик. — Сигналим и дальше вперед.