Рассказы

Ландскнехты молчали, да они, кажется, и не слышали Марту. Они были куда старше неё, и теперь вспоминали, каково это — жить в мире. Вспоминали с трудом, потому что слишком привыкли к войне.

И когда Марта поняла, что не дождётся от них утешения, тогда-то и вспомнила о клочке бумаги, что лежал в её вещах. Это была вырванная из книги страница, из какой — она не знала, да и не хотела знать. Страницу женщина купила у бродячего торговца, встреченного однажды где-то под Магдебургом, тогда ещё цветущим и полным жизни. Слова эти, как сказал торговец, однажды выполнят её желание — но только одно, и не больше.

— А почему ты сам не загадаешь что-нибудь? — хитро спросила тогда его Марта, на что торговец лишь рассмеялся. За желание, ответил он, надо платить. А у него и так всё есть.

Марта заставила его прочитать текст и затвердила всё наизусть. Она так и не научилась читать и уж тем более не знала высокой латыни, но запомнила каждое слово на своей бумажке и хранила её, как самое дорогое сокровище.

Словно знала, что однажды придётся достать его и идти сюда.

Торговец ушёл в Магдебург, а через две недели католики пошли на штурм. Огромный город в одночасье превратился в груду развалин, и банда Марты ходила в золоте, точно первые богачи во всей империи. Как стая куниц, они разграбили этот курятник и забрали всё, что смогли унести, а остальное сожгли. Марте было всё равно — она давно уже растеряла последнюю жалость.

Дорога свернула к рощам, и женщина ускорила шаг. Нужное место уже недалеко. Можно, наверное, совершить ритуал где угодно, но так оно будет правильнее. Надёжнее.

Она хорошо знала, куда идти. Один бывший кирасир однажды показал дорогу, хвастаясь своим подвигом перед сослуживцами. Марта забыла многое, но не это.

Словно знала, что когда-нибудь пригодится.

Это был страшный секрет того человека, тайна, которую он за кружкой пива рассказывал всем, кому только мог. Он тогда служил в армии маршала, ныне покойного, и теперь Марта уже не могла сказать, как того зовут. Она не держала в памяти имена мертвецов — слишком уж много их было. Не могла она вспомнить и имя того кирасира, но вот историю его забыть не сумела. Ах, рассказывал он, что это было за сражение! Сам имперский генералиссимус возглавил католиков, встречая врага. Лютцен тогда сожгли дотла сами защитники, чтобы дым затянул небо и помешал стрелять шведским пушкам, а наутро на землю опустился туман, скрывший небеса, и только иногда мёртвую тишину раскалывал грохот мушкетов и топот коней, который тут же истаивал в сизой пелене.

Вместе с десятком кавалеристов мужчина бродил в тумане, тщетно пытаясь найти своих, и вот впереди застучали копыта. Враг? Враг! Загремели пистолеты, навёл своё оружие и он, разрядив его в какого-то богатого всадника. Бой оказался за католиками, люди спешились, желая добить раненых, и тут не иначе как сам чёрт дёрнул мужчину спросить умирающего:

— Кто ты такой?

— Я был королём Швеции, — прошептал тот.

Он застрелил короля. Он убил вражеского командира, сотворив в тот день больше, чем все пушки католиков и кавалерия маршала. Правда, сражение это не спасло. Погиб безымянный для Марты маршал, расстрелянный шведскими мушкетёрами. Погиб безымянный полковник, родственник имперского командира, погибло ещё множество людей, да и сам генералиссимус вскоре отправился в ад, заколотый предателями в собственной постели. Марта не сохранила имена никого из них, но сама история врезалась в память и теперь оживала с каждым шагом.

Мало кто по-настоящему верил рассказчику, известному пьянице, но тот был непреклонен, и спорить с ним никто не хотел.

А теперь он и сам в земле, убит новичком-фламандцем, с которым подрался из-за благосклонности Марты. Фламандец умер, Марта так и не узнала его имени, но и бывшему кирасиру не довелось провести ту ночь в её объятиях. Уже наутро женщина сама вонзала лопату в промёрзшую землю, провожая обоих в последний путь.

И на душе было пусто, как и всегда. Здесь не скорбят об умерших — слишком много придётся пролить слез.

— Здесь, — сказала она сама себе, выйдя на тропу. Там стояло приметное сломанное дерево — рядом с ним-то и погиб шведский король. Как его звали? Марта не могла вспомнить. Да ей это и не было нужно. Пусть даже кирасир соврал, вокруг и без того случилось немало смертей. С ними будет легче.

Она села под деревом и, капнув на страницу кровью из прокушенного пальца, осторожно поднесла бумагу к глазам.

— Tempora transierunt… — медленно произнесла Марта. Дрожат ли чернила или это ей только кажется? — Dicam necessitatem…

Звуки стихли, умолк ветер, словно вслушиваясь в её голос.

— Sit vobis detur… — продолжала она. Слова были знакомы, и всё же они плыли перед глазами, как бывает, если перебрать вина. — Mihi pretium…

— Хватит, — раздался спокойный голос, и Марта вздрогнула, роняя рассыпающуюся пеплом бумагу. — Твоя латынь ужасна, женщина! Избавь меня от этой речи!