Пылающий берег

Что-то ударило Сантэн в спину, она взвизгнула и чуть не упала, прежде чем сообразила, что добралась до ствола мопане. Она ухватилась за него, потому что ноги ее не держали — настолько сильным оказалось облегчение.

Дрожа так, что едва не выронила все, Сантэн сняла с плеча кожаную сумку и вытряхнула из нее яйца-бутыли. Потом ногами вниз сунула в сумку младенца, так что снаружи осталась только его голова, и повесила сумку на спину. Шаса гневно закричал, краснея от злости.

— Потише, пожалуйста, потише…

Сантэн снова схватила свою палку и засунула за веревочный пояс, как меч. Она подпрыгнула, чтобы ухватиться за нижнюю ветку, и полезла вверх, упираясь босыми ногами в грубую кору. Раньше она сочла бы такое невозможным, но в отчаянии обнаружила в себе скрытые силы и все лезла и лезла вверх, напрягая руки и ноги.

Она очутилась на нижней ветке, но та находилась в каких-то пяти футах над землей, а лев уже угрожающе рыкнул и бросился вперед. Сантэн взобралась на ветку повыше, потом еще повыше. Жесткая кора обдирала кожу, пальцы и голени девушки уже кровоточили к тому времени, когда она очутилась в развилке ветвей мопане в тридцати футах над землей.

Лев почуял кровь, и это заставило его взбеситься от голода. Он с ревом обошел дерево, остановился около яиц, брошенных Сантэн, потом снова взревел.

— Все в порядке, Шаса…

Сантэн всхлипывала от облегчения, съежившись на высокой развилке, держа ребенка на коленях и глядя через листья и ветки на широкую мускулистую спину льва. Она заметила, что видит уже гораздо лучше, — первые признаки рассвета появились на восточном небосклоне. Сантэн отчетливо различала имбирно-красноватый цвет львиной шкуры, а его грива, в отличие от тех рисунков, которые она видела, была не черной, а такого же рыжеватого цвета.

— О’ва называет их красными дьяволами, — вспомнила Сантэн, прижимая к себе Шасу и стараясь успокоить его. — Сколько еще до полного рассвета?

Она тревожно посмотрела на восток и увидела, что небо уже залилось цветами расплавленной меди и тлеющих углей.

— Скоро наступит день, Шаса, — сказала она. — Тогда зверюга уйдет прочь…

Лев внизу встал на задние лапы и оперся передними о ствол, глядя вверх, на Сантэн.

— Один глаз… у него только один глаз…

Черная пустая глазница почему-то делала единственный яркий желтый глаз еще более пугающим, и Сантэн отчаянно задрожала.

Лев принялся драть ствол дерева когтями обеих передних лап, снова испуская жуткий хриплый рык. Он сдирал с дерева длинные полосы коры, оставляя на стволе влажные раны, сочащиеся соком.

— Убирайся! — закричала на него Сантэн.

Лес присел на задних лапах и подпрыгнул вверх на добрых четыре фута.

— Нет! Убирайся!

Майкл рассказывал Сантэн, и она сама читала у Левальяна, что львы не лазают по деревьям, но этот огромный рыжий кот, вцепившись когтями в ствол, подтянулся на ветку в десяти футах над землей; стоя там, хищник балансировал, глядя на Сантэн в упор.

— Шаса!

Сантэн понимала, что лев твердо решил добраться до нее, и то, что она находится довольно высоко, лишь оттягивает последнее мгновение.

— Шаса, мы должны спасти тебя!

Она с трудом поднялась, встав в развилке и держась за боковую ветку.

Выше над ней находилась сломанная ветвь, торчавшая, как вешалка для шляп, и Сантэн, собрав все оставшиеся у нее силы, подняла кожаную сумку с ребенком и зацепила ее ремень за этот колышек.

— Прощай, малыш, — выдохнула она. — Возможно, Ха’ани тебя найдет.

Шаса дергался и брыкался, сумка раскачивалась и кружилась, а Сантэн снова опустилась в развилку и достала из-за пояса острую палку.

— Спокойнее, малыш, пожалуйста, будь спокойнее…

Она не смотрела вверх. Она наблюдала за львом внизу.

— Если ты затихнешь, он, может быть, тебя и не заметит, и этого достаточно…

Царапая когтями кору, лев снова зарычал. Теперь Сантэн чуяла вонь его загноившихся ран и тошнотворное тухлое дыхание. А потом тварь полезла выше.

Обдирая когтями кору, впиваясь в нее всеми четырьмя лапами, лев дергался всем телом при каждом новом усилии. Он откинул голову назад, его единственный желтый глаз сосредоточился на Сантэн, и зверь, издавая жуткие утробные звуки, все приближался и приближался.

Сантэн закричала и изо всех сил воткнула палку в пасть хищника. Она почувствовала, как заостренный конец вонзился в мягкую ткань горла, и увидела струю алой крови; потом лев сомкнул челюсти и, встряхнув гривастой головой, вырвал палку из руки Сантэн, и она, вращаясь в воздухе, полетела вниз, на землю.

И тогда лев, из пасти которого лилась кровь, пузырившаяся при рыке, протянул к Сантэн одну огромную лапу.

Сантэн попыталась уклониться, подпрыгнув и схватившись за ветку над головой, но оказалась недостаточно быстра; один из изогнутых желтых когтей, длинный и толстый, как мужской указательный палец, впился в ее ногу над голой лодыжкой, и Сантэн неловко дернулась вниз.