Пылающий берег

А потом, почувствовав, как что-то теплое, влажное и скользкое вертится между ее ногами, она утомленно оттолкнулась от ствола и посмотрела вниз. Связующие нити плоти все еще свисали из нее, а в них запутался младенец, лежавший в луже жидкости на шкуре сернобыка.

Он был маленьким, Сантэн даже удивилась, насколько он маленький, — но его ручки и ножки сгибались и разгибались. Личико было повернуто от Сантэн, но маленькую аккуратную головку покрывала шапочка мокрых темных завитков, прилипших к черепу.

Руки Ха’ани протянулись сзади между ногами Сантэн и забрали младенца. Сантэн тут же охватило чувство потери — но она была слишком слаба, чтобы протестовать. Затем она ощутила легкое подергивание пуповины, когда Ха’ани занималась младенцем, а потом вдруг раздался сердитый писк. Он поразил Сантэн в самое сердце.

Ха’ани засмеялась, присоединив свой голос к гневному мяуканью. Сантэн никогда прежде не слышала такого бесконечно радостного смеха.

— О, ты только послушай его, Хорошее Дитя! Он рычит, как львенок!

Сантэн неловко повернулась, ей мешали нити, все еще свисавшие из ее тела и связывавшие ее с младенцем. Он вертелся в руках Ха’ани, мокрый и бунтующий, его личико покраснело от гнева, припухшие глаза были крепко зажмурены, но беззубый розовый рот широко открывался, когда он высказывал свое недовольство.

— Мальчик, Ха’ани? — выдохнула Сантэн.

— О да, — смеялась Ха’ани. — По всем признакам мальчик!

Она кончиком худого пальца пощекотала крошечный пенис. Он тут же напрягся, как бы демонстрируя гнев, и испустил мощную дугу мочи.

— Смотри! Смотри! — Ха’ани задыхалась от смеха. — Он писает на весь мир! Будьте свидетелями, все духи этого места, настоящий львиный детеныш появился сегодня на свет!

Она протянула вертящегося краснолицего младенца девушке.

— Почисти ему глаза и нос, — приказала она.

Сантэн, как кошка, не нуждалась в дальнейших указаниях. Она вылизала маленькое личико сверху донизу.

Потом Ха’ани взяла ребенка, обращаясь с ним с привычной сноровкой, перевязала пуповину тонкий полоской лыка дерева монгонго, а потом обрезала ее быстрым взмахом своего костяного ножа. Затем свернула вместе несколько целебных листьев дикой айвы и кожаным шнурком привязала их к животу младенца.

Сидя на промокшей шкуре сернобыка, в луже собственной крови и околоплодных вод, Сантэн сияющими глазами наблюдала за ее действиями.

— Ну вот! — Ха’ани удовлетворенно кивнула. — Теперь он готов к груди.

Она положила мальчика на колени Сантэн.

И малышу, и Сантэн понадобились лишь минимальные подсказки. Ха’ани сжала сосок Сантэн и прикоснулась влажным от молока пальцем к губам младенца, и тот сразу прилип к груди, как пиявка, ритмично и шумно всасывая молоко. На несколько мгновений Сантэн была ошеломлена резкой внутренней судорогой, когда малыш начал сосать, но все тут же забылось перед чудом и тайной ее невероятного достижения.

Она осторожно разжала кулачок младенца и стала с восхищением рассматривать каждый из крошечных розовых пальчиков, жемчужные ноготки, не крупнее рисового зернышка, — а когда сын вдруг с неожиданной силой сжал ее палец, он стиснул в ручке и ее сердце. Сантэн погладила его влажные темные волоски, а они, высыхая, завивались в локоны. Сантэн с благоговейным восторгом наблюдала, как под тонкой кожей на голове малыша бьются голубоватые жилки.

Он перестал сосать и затих у нее на руках, так что Сантэн смогла отодвинуть его от груди и рассмотреть личико. Малыш улыбался. Если не считать припухших век, его черты вполне обозначились, они не были расплывчатыми, неопределенными, как у тех новорожденных, которых ей приходилось видеть. Лоб мальчика был широким и высоким, нос — крупным. Сантэн подумала о Майкле… нет, этот нос был более надменным, чем у Майкла… и тогда она вспомнила генерала Шона Кортни.

— Ну да, — она хихикнула. — Настоящий нос Кортни.

Малыш слегка напрягся — и одновременно пукнул и срыгнул, и тонкая струйка молока показалась в уголке его рта; он тут же снова начал искать грудь, требовательно разевая рот, поворачивая голову из стороны в сторону. Сантэн переложила его на другую руку и поднесла сосок к открытому рту.

Ха’ани, стоя на коленях перед девушкой, занималась делом. Сантэн поморщилась и прикусила губу, когда высвободился послед, а Ха’ани завернула его в листья слоновьей травы, связала полоской коры и ушла с этим узлом в рощу.

Когда она вернулась, младенец спал на коленях Сантэн, раскинув ножки, и его животик надулся, как воздушный шар.

— Если разрешишь, я приведу О’ва, — сказала Ха’ани. — Он должен услышать голос новой жизни.

— О да, веди его поскорее!

Сантэн напрочь забыла о старике и теперь радовалась возможности продемонстрировать свое чудесное приобретение.

О’ва застенчиво подошел и присел на корточки немного в стороне, демонстрируя обычную мужскую робость при виде таинства рождения.

— Иди сюда, старый дед! — подбодрила его Сантэн.

Бушмен подполз ближе и серьезно посмотрел на спящего младенца.

— Что скажешь? — спросила Сантэн. — Станет ли он охотником? Таким же искусным и храбрым охотником, как О’ва?