Пылающий берег

С веток над ними с шумом взлетела стайка пухлых зеленых голубей, и Сантэн осознала, что вся долина кишит жизнью; здесь обитало множество птиц и мелких животных, явившихся на рассвете попировать фруктами монгонго.

— Место Всей Жизни… — прошептала она, зачарованная красотой, представлявшей такой резкий контраст каменистым утесам вокруг.

О’ва быстро пошел по неровной тропе, что вела вниз, в центр чаши, а когда Сантэн поспешила за ним, она уже издали заметила между деревьями впереди груду черных вулканических камней. Она увидела, что этот холм симметричен и имеет форму конуса, а расположен точно в центре долины, как хозяин всего вокруг.

Холм, как и все дно долины, густо покрывала растительность. Высокая слоновья трава и деревья монгонго красовались между черными валунами. Стая черномордых мартышек громко ругала путников, сидя на ветках и угрожающе наклоняя головы; мартышки тревожно гримасничали, когда люди приближались к холму.

Когда Сантэн и Ха’ани догнали О’ву, он стоял, глядя в черное отверстие в склоне холма. Оно походило на вход в шахту, но, всмотревшись в него, Сантэн поняла, что пол коридора мягко уходит вниз. Она шагнула мимо бушмена, чтобы рассмотреть все получше, но старый человек схватил ее за руку:

— Не спеши, Хорошее Дитя, мы должны сначала правильно подготовиться.

Он потянул ее назад и мягко увел прочь.

Немного дальше под укрытием скал находилось место древней стоянки сан. Тростниковая крыша убежища обвалилась от старости. О’ва сжег ее дотла, потому что заброшенные хижины становились приютом для змей и опасных насекомых, и две женщины снова построили шалаш из молодых побегов и свежей травы.

— Я голодна…

Сантэн сообразила, что ничего не ела с прошлого вечера.

— Идем.

Ха’ани повела ее в рощу, и они наполнили свои мешки опавшими фруктами дерева монгонго. Вернувшись на стоянку, Ха’ани показала Сантэн, как снимать внешний слой мякоти с фруктов, а потом разбивать косточку между двумя камнями. Ядро походило на сушеный миндаль. Они съели по несколько штук, чтобы заглушить голод. На вкус ядра были как грецкие орехи.

— Мы будем их есть по-разному, — пообещала Ха’ани. — И каждый раз у них будет другой вкус — у жареных, растолченных с листьями или вареных, как кукуруза… и здесь у нас не будет другой еды, потому что убийство тут запрещено.

Когда они приготовили еду, О’ва вернулся со связкой только что выкопанных кореньев и ушел в сторонку, чтобы приготовить их наедине, очистить и нарезать обожаемым складным ножом.

Они поели перед наступлением темноты, и Сантэн обнаружила, что орехи насыщают так хорошо, как она и не ожидала. Как только ее желудок наполнился, все дневные переживания и усталость разом обрушились на нее, и она с трудом заползла в шалаш.

Проснулась она отдохнувшей и в необъяснимом волнении. Оба сан уже хлопотали у костра; и как только она подошла и присела рядом на корточки, О’ва, раздувшись от нервного предвкушения и чувства собственной важности, сказал:

— Теперь мы должны подготовиться, чтобы спуститься в самое тайное из всех мест. Ты согласна на очищение, старая бабушка?

Вопрос был явно формальным.

— Я согласна, старый дед.

Ха’ани тихо хлопнула в ладоши, подтверждая свои слова.

— Ты согласна на очищение, Хорошее Дитя?

— Я согласна, старый дед.

Сантэн тоже хлопнула в ладоши, подражая старой бушменке.

О’ва кивнул и достал из мешочка на поясе рог антилопы. Верхняя его часть была проколота, и О’ва набил рог нарезанными кореньями и травами, которые собрал накануне днем.

Теперь он пальцами выхватил из огня горячий уголек и, жонглируя им, чтобы не обжечься, опустил в широкую часть рога. Он подул на уголек, и, когда травы начали тлеть, в воздух поднялась тонкая струйка голубого дыма.

Когда трубка как следует разгорелась, О’ва встал за спинами двух женщин, сидевших на корточках. Он прижался губами к проколотому тонкому концу рога и с силой втянул в себя дым, а потом выпустил его на женщин. Дым оказался едким и весьма неприятным, он оставил в горле Сантэн горький вкус. Она забормотала, возражая, и уже хотела встать, но Ха’ани ее удержала. О’ва продолжал обдавать их дымом, и через какое-то время это уже не казалось Сантэн таким противным. Она расслабилась и прислонилась к Ха’ани. Старая женщина обняла ее за плечи. Постепенно Сантэн охватило чудесное чувство покоя. Ее тело стало легким, как у птицы, и ей казалось, что она может взлететь вместе с облаками голубого дыма.

— О, Ха’ани, мне так хорошо! — прошептала она.

Воздух вокруг казался ей кристально чистым, зрение обострилось так, что она могла рассмотреть каждую трещинку в окружающих утесах, а листва деревьев превратилась в зеленые кристаллы. Они отражали солнечный свет с неземным сиянием.

Сантэн заметила, что О’ва стоит перед ней на коленях, и сонно улыбнулась ему. Он что-то ей протягивал, держа обеими руками.

— Это для ребенка! — сказал он.

Голос бушмена словно доносился издалека, отдававшись в ее ушах странным эхо.

— Это постель для рождения. Ее должен был сделать для своего сына отец, но он не может быть здесь. Вот, Хорошее Дитя, возьми и роди на ней храброго сына.