Пылающий берег

О’ва положил что-то на колени Сантэн. Ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять: это та самая шкура сернобыка, над которой О’ва трудился так долго и так усердно. Сантэн развернула ее с чрезмерной осторожностью. Шкура была вычищена и выдублена, она стала гибкой и мягкой, как тонкая ткань. Сантэн погладила мех, похожий на шелк.

— Спасибо тебе, старый дед.

Ее собственный голос тоже прозвучал отдаленно, странно вибрируя в ее ушах.

— Это для ребенка, — повторил бушмен и снова набрал дыма из рога.

— Для ребенка, да, — кивнула Сантэн.

Ей показалось, что ее голова поплыла куда-то отдельно от тела.

О’ва мягко выдохнул струю голубого дыма прямо ей в лицо, и Сантэн не сделала попытки уклониться, наоборот, она нагнулась вперед, чтобы заглянуть в глаза бушмену. Зрачки О’вы сжались, превратившись в две черные точки, радужка приобрела цвет темного янтаря, с рисунком черных линий, веером расходившихся от зрачков. Это заворожило Сантэн.

— Ради ребенка, пусть мир и покой этого места войдут в твою душу!

О’ва говорил сквозь дым, и Сантэн именно это и чувствовала.

— Покой… — пробормотала она, и в самом центре всего ее существа воцарилась дивная тишина, величественный покой.

Время, пространство и белый солнечный свет смешались воедино. Девушка сидела в центре вселенной и безмятежно улыбалась. Она слышала, как где-то далеко поет О’ва, и мягко покачивалась в ритме песни, ощущая каждый удар своего сердца и медленное течение крови по венам. Сантэн чувствовала, что дитя лежит внутри ее, свернувшись под звуки молитвы, а потом она чудесным образом ощутила, как бьется крошечное сердце, словно попавшая в силки маленькая птичка, и ее охватило изумление.

— Мы пришли, чтобы очиститься, — пел О’ва. — Мы пришли, чтобы смыть все ошибки, мы пришли ради искупления…

Рука Ха’ани медленно вползла в руку Сантэн, как некий хрупкий зверек, и Сантэн медленно повернула голову и улыбнулась, смутно видя любимое старое лицо.

— Пора, Хорошее Дитя.

Сантэн набросила на плечи шкуру сернобыка. Ей понадобилось сделать усилие, чтобы встать на ноги. Она плыла над землей, а маленькая рука Ха’ани сжимала ее пальцы.

Они подошли к отверстию в склоне холма, и, хотя там было темно и пол уходил вниз, Сантэн с улыбкой шагнула вперед, не чувствуя грубого вулканического камня под ногами. Туннель шел вниз недолго, потом он выровнялся и открылся в естественную пещеру.

Свет сочился сквозь проход за их спинами и через множество маленьких отверстий в сводчатом потолке пещеры. Воздух здесь был теплым, влажным и насыщенным паром. Облака пара неспешно поднимались от круглого бассейна, занимавшего пещеру от края до края. Поверхность воды мягко бурлила, пар сильно пах серой. Вода имела мутно-зеленый цвет.

О’ва уронил на камни набедренную повязку и шагнул в бассейн. Сначала вода доходила ему до колен, но он шел вперед, и глубина увеличивалась, и наконец только голова бушмена осталась над поверхностью. Ха’ани следом за ним обнажилась и вошла в воду, и Сантэн отложила в сторону шкуру сернобыка и сбросила юбку.

Вода оказалась горячей, почти обжигающей, термальный источник пробивался откуда-то из глубины — но Сантэн не ощущала дискомфорта. Она зашла дальше, потом медленно опустилась на колени, и вода дошла до ее подбородка. Дно бассейна состояло из крупной гальки и щебня. Яростный жар воды впитался в тело Сантэн. Вода кружила воронками рядом с ней, давя и массируя кожу пузырьками, поднимавшимися со дна.

Сантэн услышала, что О’ва негромко поет, но за облаками пара не видела ничего вокруг.

— Мы хотим искупить свои грехи, — пел О’ва. — Мы ищем прощения за то, что оскорбляли духов…

Сантэн увидела, как в облаках пара образуется некая тень, сгущается темный нематериальный фантом.

— Кто ты? — чуть слышно спросила она.

Тень стала плотнее, и Сантэн вдруг узнала глаза, хотя остальные черты оставались размытыми, — это были глаза старого моряка, которого она принесла в жертву акуле.

— Пожалуйста, — зашептала девушка, — пожалуйста, прости меня. Я сделала это ради ребенка. Пожалуйста, прости мой проступок.

Ей показалось, что на мгновение в печальных старых глазах вспыхнуло понимание, а потом образ поблек и растворился в клубах пара — но его сменили другие, целая вереница воспоминаний и призрачных существ, и Сантэн говорила с ними.

— О папа, если бы я была достаточно сильной, если бы я могла заменить маму…

Она слышала в тумане голоса обоих сан, они что-то выкрикивали, говоря со своими собственными призраками и воспоминаниями. О’ва снова охотился со своими сыновьями, а Ха’ани видела детей и внуков и выплакивала свою любовь и свое горе.

— О Майкл… — Сантэн различала, как его глаза сияли волшебной синевой. — Я всегда буду любить тебя. Да, о да, я назову сына в твою честь. Обещаю тебе это, любовь моя, он будет носить твое имя…