Пылающий берег

За узким входом она задержалась, чтобы глаза привыкли к сумраку, и обнаружила, что находится в длинном темном туннеле. Это было естественное образование, Сантэн поняла это сразу, потому что на стенах не оказалось никаких следов орудий, и здесь имелись боковые ответвления и щель высоко над головой. Она услышала шорох босых ног бушменов по каменистому дну щели где-то впереди, а потом и другой звук. Низкое ворчливое гудение, как шум далекого морского прибоя.

— Иди следом, Хорошее Дитя. Держись рядом.

Голос Ха’ани как будто доплыл до нее, и Сантэн медленно пошла вперед, всматриваясь в тени, пытаясь найти источник низкого вибрирующего гула.

В слабом свете над собой она видела странные очертания, некие плоские выступы из стен, как древесные грибы на мертвом дереве или множество крыльев сидящих бабочек. Они опускались местами так низко, что ей приходилось нырять под них, — и вдруг с леденящим ужасом она поняла, где находится.

Щель в скалах представляла собой гигантский улей. А выступы на стенах были сотами, такими огромными, что в каждом могли содержаться сотни галлонов меда. Сантэн видела теперь, как насекомые клубятся над этими сотами, тускло поблескивая в слабом свете, и вспомнила истории об африканских пчелах, которые рассказывал ей Майкл.

— Они куда крупнее и темнее, чем ваши пчелы, — хвастал он. — И такие злобные, что я видел как-то, что они насмерть закусали буйвола.

Теперь Сантэн едва осмеливалась дышать, ее кожу покалывало от ожидания первого жгучего укуса, и она с трудом удерживалась от бега, шагая за маленькими фигурками впереди. Кипящие массы ядовитых насекомых находились в каких-то дюймах над ее головой, а их гудящий хор, похоже, становился громче, пока уже не стал почти оглушительным.

— Сюда, Хорошее Дитя! Не бойся, иначе этот маленький крылатый народ почует твой страх, — тихо окликнула ее Ха’ани.

Одна из пчел села на ее щеку.

Сантэн инстинктивно вскинула руку, чтобы прихлопнуть насекомое, но тут же с усилием сдержала движение. Пчела, щекоча кожу, проползла по ее лицу к верхней губе… а потом другая села на поднятую руку.

Сантэн с ужасом всмотрелась в нее. Пчела была огромной, черной, как уголь, с темными золотыми кольцами на брюшке. Ее прозрачные крылья были сложены, как ножницы, а глаза мигали в полутьме.

— Пожалуйста, маленькая пчелка, пожалуйста… — прошептала Сантэн.

Пчела выгнулась, из ее брюшка высунулся кончик жала, темно-красная игла.

— Пожалуйста, позволь мне и моему малышу пройти…

Пчела изогнулась сильнее, жало коснулось нежной загорелой кожи на внутреннем сгибе локтя. Сантэн напряглась; она знала, что за жгучей болью укуса последует тошнотворно-сладкий запах яда, от которого обезумеют и разъярятся огромные рои над ней. Она представила, как ее душит плотный живой ковер пчел, как она судорожно бьется на камнях, умирая одной из самых ужасных смертей.

— Пожалуйста, — зашептала она. — Пожалуйста, позволь моему ребенку родиться в вашем тайном месте, и мы будем почитать тебя всю нашу жизнь…

Пчела спрятала дрожащее жало и изобразила на руке Сантэн какой-то затейливый танец, поворачиваясь, приседая и кружась, а потом, взмахнув серебристыми крылышками, умчалась.

Сантэн шла медленно и уже видела далеко впереди золотистые отражения света. Насекомое на ее лице ползло над губами, так что Сантэн не могла уже говорить, но молилась молча:

«Хотя я и иду по долине теней смерти, пожалуйста, маленькая пчелка, позволь мне пройти, ради моего ребенка…»

Раздалось резкое жужжание — и пчела мелькнула перед ее глазами золотистой точкой; хотя кожа Сантэн зудела от воспоминания о жестких лапках, девушка прижала руки к бокам и шла размеренным шагом. Казалось, это продолжается вечность… но наконец она добралась до конца туннеля и, наклонившись, шагнула в ранний утренний свет. Ноги под ней подогнулись от пережитого ужаса, и девушка бы упала, если бы О’ва не поддержал ее.

— Теперь тебе ничто не грозит. Стражи позволили нам войти в священное место.

Эти слова заставили Сантэн опомниться, и, хотя она все еще дрожала и дышала неровно, она огляделась вокруг.

Они очутились в тайной долине в сердце гор, идеально круглом скалистом амфитеатре. Стены его были отвесными, в сотни футов высотой, с темным сатанинским блеском, словно их обожгло в горне, но наверху открывалось небо.

Глубокая чаша скал имела, наверное, милю в ширину. В этот час дня солнечный свет еще не достигал ее дна, так что рощицы изящных деревьев покрывала прохладная роса. Деревья напомнили Сантэн оливы, с такими же узкими светлыми листьями и гроздьями красновато-желтых плодов на широко раскинутых ветвях. Дно долины было мягко вогнутым, а когда Сантэн вслед за Ха’ани двинулась между деревьями, земля под ее ногами оказалась покрыта ковром осыпавшихся фруктов.

Ха’ани подняла один из них и предложила Сантэн:

— Монгонго! Очень хорошее!

Сантэн укусила его — и вскрикнула, когда ее зуб болезненно ударился о большую косточку в середине. Вокруг косточки оказался лишь тонкий слой мякоти, но она была терпкой и вкусной, как финик, хотя и не такой сладкой.