Пылающий берег

Сантэн рассмотрела фигурки, изображенные скупыми линиями, — они бежали за дикими стадами. Сан рисовали себя так, как видели, вооруженными луками, увенчанными коронами из стрел; мужчин украшали гордо поднятые пенисы, несоразмерно большие, а женщины щеголяли огромными бюстами и ягодицами, символами женской красоты.

Рисунки поднимались на отвесной стене так высоко, что для работы художники должны были сооружать платформы в духе Микеланджело. Пропорции были безыскусными, одна человеческая фигурка превышала ростом носорога, за которым гнался охотник, но это лишь усиливало чары. Сантэн затерялась в этих чудесах и наконец села на землю, чтобы рассматривать и восхищаться изумительным потоком антилоп канна, изображенных охрой и красной краской, — с мощными подгрудками и мощными плечами, — они были нарисованы с такой любовью, что сразу становилось понятным их особое место в мифологии сан.

Ха’ани нашла ее там и села рядом на корточки.

— Кто это нарисовал? — спросила Сантэн.

— Духи сан, давно, очень давно.

— Но разве это не люди рисовали?

— Нет! Нет! Люди так не умеют, это рисунки духов.

Значит, искусство живописи было утрачено. Сантэн ощутила разочарование. Она надеялась, что старая бушменка тоже была одним из авторов росписей, и ей хотелось бы увидеть именно ее работу.

— Очень давно! — повторила Ха’ани. — До тех времен, которые помнили мой отец или мой дед.

Сантэн вздохнула и снова стала наслаждаться созерцанием фантастической выставки.

День уже подходил к концу, но, пока еще сочился слабый свет, путники медленно пробирались вдоль подножия горы, то и дело поглядывая вверх, на галерею древнего искусства. Кое-где скала осыпалась, а где-то за долгие века шторма и ветры погубили росписи, но в защищенных местах и под нависшими выступами камня краски казались такими свежими, а цвета — такими живыми, что их могли бы нанести хоть сегодня.

В последние минуты дневного света они добрались до укрытия, где до них останавливались и другие люди, — каменный плоский очаг был завален древесной золой, камни почернели от сажи, а рядом с местом для огня лежали сухие куски дерева.

— Завтра мы узнаем, как настроены духи, недовольны они чем-то или нам будет позволено идти дальше, — предупредила Ха’ани девушку. — Мы выйдем очень рано, потому что мы должны добраться к тайному месту до восхода солнца, пока еще прохладно. Стражи становятся беспокойными и опасными в жару.

— А что это за место? — не в первый уже раз спросила Сантэн.

Но старая бушменка опять стала вдруг невнимательной и намеренно рассеянной. Она лишь повторила слово, которое на языке сан имело несколько значений — «тайное место», «надежное убежище» или «вагина», и больше ничего не произнесла.

Как и предупредила Ха’ани, на следующее утро они отправились в путь задолго до рассвета; старые люди были молчаливы и встревожены и, как заподозрила Сантэн, чего-то боялись.

Небо едва начало светлеть, когда тропа вдруг резко повернула в утесы и побежала по узкой лощине; ее дно покрывала такая роскошная растительность, что Сантэн сообразила: под землей здесь должна быть хорошая вода. Тропа едва намечалась, она сильно заросла, по ней явно никто не проходил много месяцев, а то и лет. Путникам приходилось нырять под переплетенные ветви и перелезать через упавшие сучья и сквозь молодую поросль. На утесах наверху Сантэн заметила огромные неопрятные гнезда стервятников — эти отвратительные, уродливые птицы с голыми розовыми шеями сидели на краях гнезд.

— Место Всей Жизни! — Ха’ани заметила интерес девушки к гнездовьям. — Каждое существо, рожденное здесь, — особенное, благословленное духами. Даже птицы, похоже, это понимают.

Утесы над ними почти сомкнулись, проход становился все более узким, и наконец тропа уткнулась в камень под прямым углом — лощина окончательно сузилась, а небо над головами исчезло.

О’ва встал перед стеной и хрипловато запел:

— Мы желаем войти в ваше самое тайное место, духи всего живущего, духи нашего клана. Откройте нам дорогу… — Он умоляюще вскинул руки. — Пусть стражи этой дороги разрешат нам пройти…

О’ва опустил руки и, шагнув прямо в черный камень утеса, исчез. Сантэн испуганно задохнулась и дернулась вперед, но Ха’ани коснулась ее руки, останавливая:

— Сейчас все очень опасно, Хорошее Дитя. Если стражи нас отвергнут, мы умрем. Не беги, не размахивай руками. Иди медленно, но уверенно, и проси благословения духов, пока идешь.

Ха’ани отпустила руку Сантэн и шагнула в скалу следом за мужем.

Сантэн колебалась. В какое-то мгновение она чуть не повернула назад, но наконец любопытство и страх одиночества подстегнули ее, и она медленно подошла к стене, в которой исчезла Ха’ани. Теперь она увидела щель в камне, узкую вертикальную трещину, в которую она едва могла пройти, и то развернувшись боком.

Она глубоко вздохнула и втиснулась в щель.