Потом бушмен, начав от раны между задними ногами самца, принялся осторожно разрезать шкуру, держа нож под углом там, чтобы не вспороть живот. Старик расширял разрез пальцем, ведя его вслед за ножом, и добрался до передних ног антилопы, до горла и нижней челюсти. Он сделал круговые надрезы на шее самца, потом по верхним суставам всех четырех ног, затем рассек внутреннюю часть каждой ноги и наконец сделал первый длинный поперечный разрез. Они все вместе сняли шкуру целиком, обнажив голубоватые крепкие мышцы. Шкура мягко потрескивала, когда ее стягивали; ее расстелили на земле шерстью вниз.
После этого О’ва с хирургической точностью вскрыл брюхо животного, вынул тяжелые влажные внутренности и положил на шкуру.
Ха’ани поспешила набрать тонкой и бледной пустынной травы. Ей пришлось побегать, потому что пучки этой травы росли скудно и редко. Вернувшись, она уложила траву поверх тыквенного сосуда, а О’ва разрезал скользкий белый мешок желудка самца и достал полную пригоршню его содержимого. Вода закапала из непереваренных растений даже прежде, чем бушмен начал ее выжимать.
Пользуясь пучками травы как ситом, О’ва наполнил тыкву жидкостью, а потом обеими руками поднес сосуд к губам. Он сделал большой глоток, восторженно закрыв глаза, а опустив тыкву, громогласно рыгнул и широко улыбнулся, передавая тыкву Ха’ани. Та шумно напилась, тоже рыгнула и одобрительно ухнула, а затем отдала тыкву Сантэн, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Сантэн внимательно присмотрелась к светлой зеленовато-коричневой жидкости. «Это просто растительный сок, — убеждала она себя. — Растения даже не были толком пережеваны и еще не пропитались желудочным соком». И сделала глоток.
Это оказалось куда легче, чем ей казалось; жидкость на вкус напоминала травяной бульон и оставляла на языке легкое послевкусие клубня би. Пустую тыкву Сантэн вернула О’ве и, пока тот выжимал в нее остатки влаги из желудка, представила себе длинный стол в Морт-Оме, уставленный серебром, хрусталем и севрским фарфором, и то, как Анна суетилась, волнуясь из-за цветов, и свежести тюрбо, и температуры вина, и точного оттенка розового на ломтях только что вырезанного филе… и громко засмеялась. Да, она очень, очень далеко ушла от Морт-Ома.
Двое маленьких сан засмеялись вместе с ней, совершенно не понимая причин ее смеха, и все они пили снова и снова.
— Посмотри на это дитя, — сказала мужу Ха’ани. — В Стране поющих песков я боялась за нее, но она уже расцвела, как пустынные цветы после дождя. Она сильная, у нее печень льва… ты же видел, как она помогла убить быка, отвлекла его глаза на себя? — Ха’ани кивала, хихикала и рыгала. — Она родит хорошего сына, попомни слова старой Ха’ани, по-настоящему хорошего сына!
О’ва, чей живот раздулся от сладкого питья, усмехался и готов уже был согласиться, но тут его взгляд упал на нож, что лежал у его ног, и усмешка погасла.
— Ты глупая старая женщина, болтаешь, как безмозглая индюшка, а мясо портится!
Он схватил нож. Зависть настолько противоречила натуре бушмена, что О’ва чувствовал себя глубоко несчастным и даже не понимал толком, почему это так, — но мысль о том, что нож надо вернуть девушке, наполнила его разъедающим гневом, какого он не знавал никогда прежде. Бушмен нахмурился и что-то бормотал, отрезая от рубца антилопы тонкие полоски и жуя их прямо сырыми, пока работал.
Была уже середина утра, когда они развесили на ветках одного из мертвых деревьев длинные полосы алого мяса антилопы, и жара нарастала так быстро, что мясо темнело прямо на глазах и почти мгновенно высыхало.
Для еды стояла слишком сильная жара. Ха’ани и Сантэн растянули сырую шкуру антилопы на каркасе из сухих веток, и все приютились под этим сооружением, прячась от солнца и охлаждая тела испарениями из второго отдела желудка травоядного.
На закате О’ва достал свои кремни и начал нелегкий процесс добывания искр, но нетерпеливая Сантэн отобрала у него комок сухой растопки. До сих пор маленький сан устрашал ее, она постоянно чувствовала собственную беспомощность и не проявляла инициативы. Но теперь, когда дюны остались позади и Сантэн поучаствовала в охоте, она осмелела. Положив на землю растопку, она взяла нож и кремень под любопытными взглядами сан.
Одним ударом выбив на растопку фонтан искр, она быстро нагнулась и раздула огонек. Бушмены громко взвизгнули от изумления и испуга и даже благоговейно попятились. Только когда огонь загорелся ровно, Сантэн успокоила их, и они осторожно подошли ближе, восхищаясь действием кремня и стали. Под руководством Сантэн О’ве наконец удалось выбить искры, и его радость была искренней и почти детской.
Как только ночь принесла облегчение от солнечного жара, они приготовили пир из печени, рубца и почек, завернутых в слой белого жира, облепившего внутренности. Пока женщины хлопотали у костра, О’ва танцевал в честь духа антилопы, и, как и обещал, подпрыгивал так высоко, как делал это в юности, и пел, пока не охрип. Потом он уселся на корточки у костра и принялся за еду.