Оба сан ели, перемазав жиром подбородки и щеки; они ели до тех пор, пока их животы не раздулись, как шары, опустившись на колени; они продолжали есть и после того, как девушка уже не могла проглотить ни куска.
Каждый раз, когда Сантэн полагала, что они готовы остановиться, потому что движение их челюстей замедлялось и они моргали, как сонные совы, глядя на костер, О’ва клал ладони на раздувшийся живот и переваливался с ягодицы на ягодицу, его морщинистое лицо кривилось, он хрипел и напрягался, пока ему не удавалось громко пукнуть. Ха’ани, сидевшая у костра напротив него, повторяла те же действия, а потом они оба громко хохотали и запихивали в рот новые порции еды.
Когда Сантэн уже засыпала с набитым мясом желудком, она сообразила, что эта пищевая оргия являлась естественной реакцией людей, привыкших к нехватке еды, но вдруг оказавшихся перед горой пищи и не имеющих средств, чтобы ее сохранить. Когда она проснулась на рассвете, бушмены продолжали пировать.
С восходом солнца оба сан улеглись под тент из шкуры антилопы; их животы чудовищно раздулись, и они храпели все жаркие часы, но на закате разожгли огонь и опять взялись за еду. К этому времени остатки мяса уже крепко пахли, но это, похоже, лишь подстегивало аппетит бушменов.
Когда О’ва встал, чтобы, пошатываясь, отойти от костра по нужде, Сантэн увидела, что его ягодицы, обвисшие и сморщившиеся, пока они шли через дюны, снова стали тугими, круглыми и блестящими.
— Прямо как верблюжий горб, — хихикнула она.
Ха’ани захихикала вместе с ней и предложила девушке кусок нутряного жира, зажаренный до хруста.
Они снова спали целый день, как питоны, переваривающие обед великана, но на закате, набив сумки твердыми черными полосками высохшего мяса, зашагали на восток по освещенной луной долине. Плотно свернутую шкуру антилопы бушмен нес на голове.
Постепенно равнина, по которой они шли, стала меняться. Среди пятен худосочной пустынной травы появились маленькие голые кустики, по колено Сантэн, а однажды О’ва остановился и показал вперед, на высокий призрачный силуэт чего-то пробежавшего перед ними в ночи, — это было некое темное тело, обрамленное белым, — но лишь когда видение исчезло в тени, Сантэн сообразила, что это был страус.
На рассвете О’ва в очередной раз натянул шкуру для защиты от солнца, и они переждали этот день. На закате выпили последние капли воды из яиц-бутылей, и теперь оба сан стали тихими и серьезными. Без воды смерть могла настигнуть их в считаные часы.
Утром, вместо того чтобы сразу разбить стоянку, О’ва долго стоял, всматриваясь в небо, а потом, как охотничий пес, вынюхивающий птицу, пробежался полукругом в той стороне, куда они шли; он поднимал голову, медленно поворачивал ее из стороны в сторону, его ноздри втягивали воздух.
— Что это он делает? — спросила Сантэн.
— Нюхает. — Ха’ани потянула носом, показывая. — Нюхает воду.
Сантэн не поверила.
— Но запаха у воды нет, Ха’ани!
— Да! Да! Подожди, увидишь.
О’ва принял решение.
— Пошли! — кивнул он.
Женщины схватили свои сумки и поспешили за ним. Через час Сантэн поняла, что если бушмен ошибся — ей конец. Яйца-бутыли были пусты, жара и солнце вытягивали из нее влагу, и ей не выдержать даже до того часа, когда на них обрушится по-настоящему жгучий полуденный зной.
О’ва помчался бегом, сан называли такой бег «рога», — так бежал охотник, когда видел рога своей добычи на горизонте впереди, и женщины с их ношей даже не пытались за ним угнаться.
Часом позже они едва различали далеко впереди его маленькую фигурку; когда наконец они догнали охотника, тот широко улыбался и, широко разведя руками, торжественно сообщил:
— О’ва точно привел вас к водопою слона с одним бивнем!
Происхождение этого названия давно затерялось в устной истории племени сан. Но О’ва с важным видом повел женщин вниз по пологому склону речного русла.
Это было широкое русло, но Сантэн сразу увидела, что оно полностью пересохло и заполнилось песком, таким же сыпучим и рыхлым, как пески в стране дюн; девушка мгновенно упала духом, оглядевшись вокруг.
Извивавшееся змеей русло имело ширину примерно в сотню шагов, пробиваясь через каменистую равнину, и, хотя воды в нем не было, оба берега темнели куда более густой растительностью, чем сухая равнина вокруг. Кусты высотой достигали почти до талии Сантэн, и кое-где тускло-зеленые кустики поднимались над остальными. Оба сан весело болтали между собой, и Ха’ани не отставала от мужа, когда тот важно расхаживал по песчаному дну исчезнувшей реки.
Сантэн села, набрала в ладонь яркого оранжевого песка и грустно пропустила его между пальцами. И только теперь заметила, что русло сплошь истоптано копытами антилоп и что кое-где песок грудится кучками, как будто здесь строили замки детишки. О’ва уже внимательно изучал одну такую горку, и Сантэн заставила себя подняться и пойти посмотреть, что он там нашел. Видимо, антилопы рылись тут в песке, который потом засыпал ямку почти доверху. О’ва энергично кивнул, потом повернулся к жене:
— Хорошее место. Мы тут сделаем свой водопой. Бери ребенка и покажи ей, как построить укрытие.