Пылающий берег

Зная теперь, куда и как смотреть, Сантэн заметила и другие растения, коричневые и полураспавшиеся, едва видимые, но она уже достаточно много знала об этой пустыне, чтобы догадаться, что скрывается под поверхностью. Девушка слегка воспрянула духом, когда увидела первые редкие клочки тонкой и серебристой сухой пустынной травы. Дюны остались позади, земля вокруг снова оживала.

Утренний ветер, помогавший О’ве в его преследовании, не утих, когда солнце поднялось над горизонтом, так что жара оказалась не столь тяжелой, как в мире дюн. Настроение обоих сан стало более беззаботным, и даже без заверений Ха’ани («Теперь хорошо, скоро будем есть, пить».) Сантэн ощущала уверенность, что самая трудная часть их пути пройдена. Ей приходилось щуриться, потому что низкое солнце уже сверкало на чешуйках слюды и светлых камешках, а небо наполнилось рассеянным сиянием, которое размывало горизонт, стирало все краски, искажало формы и расстояния.

Далеко впереди Сантэн рассмотрела нечто похожее на бугор, а рядом с павшим вожаком преданно, но в страхе топтались четыре самки. Они наконец отошли от него лишь тогда, когда маленькая группа людей приблизилась примерно на милю, — тогда антилопы умчались в дрожащее марево жары.

Самец лежал именно так, как это изображал О’ва; зверь еще дышал, но быстро слабел, потому что яд, оставленный в его теле стрелой, уже сделал свое дело; голова самца перекатывалась с боку на бок, длинные прямые кольчатые рога качались туда-сюда. Глаза животного блестели от слез, ресницы у него были длинными и изогнутыми, как у прекрасной женщины. Зверь попытался встать, чтобы защищаться, когда перед ним появился О’ва; бык направил на бушмена острые, как рапиры, рога, способные пронзить насквозь взрослого льва, качнул ими — и снова уронил голову.

О’ва осторожно обошел самца вокруг — старик казался очень хрупким рядом с огромным животным; бушмен искал возможности нанести удар копьем, но зверь поворачивал наполовину парализованное тело навстречу охотнику. Обломок стрелы так и торчал под его ухом, окруженный темной свернувшейся кровью.

Сантэн снова подумала о Нюаже, и ей захотелось, чтобы страдания животного закончились побыстрее. Она опустила на землю сумку, развязала пояс и, держа юбку на манер плаща матадора, осторожно подошла к сраженному самцу по другую сторону от О’вы.

— Готовься, О’ва, будь наготове!

Самец повернулся на ее голос. Сантэн махнула юбкой, и самец стремительно дернулся в ее сторону, его рога даже просвистели в воздухе, как абордажные сабли, он всем телом двинулся на девушку, взбивая пыль гигантскими копытами, и Сантэн проворно отскочила в сторону.

Как только животное отвлеклось, О’ва бросился вперед и пронзил копьем горло самца, глубоко погрузив костяной наконечник, поворачивая его и двигая из стороны в сторону в поисках артерии. Тут же яркая артериальная кровь выплеснулась на солнечный свет, как перо фламинго, и О’ва прыгнул назад, наблюдая, как умирает антилопа.

— Спасибо тебе, великий бык! Спасибо, что позволяешь нам жить!

Они все вместе перевернули тушу на спину; но когда О’ва приготовился сделать первый разрез кремневым ножом, Сантэн открыла свой складной нож и протянула бушмену.

О’ва колебался. Он никогда не касался столь прекрасного оружия. Он верил, что, если он дотронется до ножа, тот может отрезать ему пальцы и их уже нельзя будет вернуть на место.

— Возьми, О’ва! — подбодрила его Сантэн.

Поскольку бушмен продолжал сомневаться, глядя на нож с робким почтением, Сантэн вдруг осенило: она поняла истинную причину, по которой О’ва относился к ней не лучшим образом.

«Ему хочется иметь этот нож, он просто сгорает от желания…»

Сантэн чуть не рассмеялась, но совладала с собой.

— Бери, О’ва!

Старый охотник медленно протянул руку и взял нож.

Он нежно повернул оружие в руке. Погладил сталь, лаская лезвие, а потом большим пальцем проверил его остроту.

— Ай! Ай! — вскрикнул он, когда сталь разрезала его кожу и на пальце появились капельки крови. — Какое оружие! Ты посмотри, Ха’ани! — Он горделиво выставил напоказ порезанный палец. — Ты посмотри, какой он острый!

— Мой глупый муж, он для того, чтобы резать добычу, а не охотника!

О’ва радостно хихикнул в ответ на шутку и склонился над антилопой. Левой рукой приподнял мошонку самца, а потом одним движением отсек ее.

— Ай! Какой острый!

Он отложил мошонку в сторону. Тестикулы, зажаренные на углях, были деликатесом, а мешочек из мягкой шкуры годился для изготовления прекрасного кошеля для наконечников стрел и прочих мелких предметов.