Пылающий берег

В двух сотнях футов перед ними, внизу, дюна переходила в плоскую равнину, омытую мягким серебряным светом луны. Плоскость тянулась вдаль, насколько могла видеть ночью Сантэн, ровная и бесконечная, и это дало Сантэн надежду, что дюны наконец останутся позади. На этой равнине стоял редкий лес давно умерших деревьев. Грязно-серые в лунном свете, они вздымали кривые ветви, словно руки попрошаек, к безжалостному небу. Зловещая картина пробудила в Сантэн сверхъестественный холод, а потом она заметила, что между древними стволами движется нечто бесформенное, вроде мифологического чудовища; она содрогнулась и придвинулась ближе к Ха’ани.

А оба сан дрожали, как охотничьи псы на поводке; Ха’ани дернула Сантэн за руку и молча показала на что-то. Когда глаза Сантэн немного приспособились, она увидела, что впереди залегла не одна тень, а несколько, — но они оставались неподвижны, как огромные серые валуны. Девушка насчитала их пять.

Лежа на боку, О’ва достал свой маленький охотничий лук, и, проверив натяжение тетивы, выбрал из своей «короны» пару стрел, затем подал жене какой-то знак и соскользнул обратно с дюны. Оказавшись внизу, он вскочил на ноги и скрылся в тенях и складках нанесенного ветрами песка.

Две женщины остались лежать на гребне, такие же неподвижные и молчаливые, как тени. Сантэн уже научилась звериному терпению, которого требовали эти дикие места от всех своих обитателей. Небо начало понемногу светлеть, обещая наступление дня, и теперь Сантэн более отчетливо видела существа на равнине внизу.

Это были огромные антилопы. Четыре из них лежали спокойно, а одна, крупнее и шире в плечах и шее, стояла немного в стороне. Сантэн решила, что это самец, потому что он был так же высок, как Нюаж, ее любимый конь, но при этом обладал парой величественных рогов, длинных, прямых и пугающих; и Сантэн живо вспомнила гобелен «La Dame à la Licorne»[33] в музее Клюни, куда отец водил ее в тот день, когда ей исполнилось двенадцать лет.

Свет усиливался, и самец теперь отливал чудесным, мягким красновато-коричневым цветом. Его морду расчерчивали темные линии, словно на звере был надет недоуздок, однако любая мысль о несвободе мгновенно исчезала при виде его дикого достоинства.

Он повернул благородную голову в ту сторону, где лежала Сантэн, поднял похожие на трубы уши и неуверенно взмахнул пушистым хвостом, напоминающим лошадиный. Ха’ани коснулась руки Сантэн, и они обе прижались к песку. Самец долго смотрел в их сторону, напряженный, застывший, как мраморная скульптура, но ни одна из женщин не шелохнулась; зверь наконец опустил голову и стал рыть рыхлую землю равнины острыми черными копытами.

«О да! Найди там сладкий корень би, великий и прекрасный бык! — мысленно убеждал его О’ва. — И не поднимай голову, удивительнейший из всех сернобыков, поешь хорошенько, а я станцую в твою честь такой танец, что все духи всех сернобыков будут вечно тебе завидовать!»

О’ва лежал в ста пятидесяти футах от того места, где стояла антилопа, — еще слишком далеко для его крошечных стрел. Старик покинул тень дюны почти час назад и за это время продвинулся вперед меньше чем на сто шагов.

На поверхности равнины имелось небольшое понижение, не больше пяди в глубину, но даже в слабом свете луны охотничий глаз бушмена заметил его; старик скользнул в эту чашу, как маленькая янтарная змейка, и медленно пополз на животе, по-змеиному извиваясь и молча молясь духу Львиной звезды, приведшему его к этой добыче.

Самец вдруг вскинул голову и с подозрением огляделся, насторожив уши.

«Не пугайся, сладкий бык, — мысленно уговаривал его бушмен. — Вынюхивай клубень би, и пусть покой снова войдет в твое сердце».

Минуты тянулись, а потом самец коротко всхрапнул и опустил голову. Его гарем из красновато-коричневых самок, тревожно наблюдавший за ним, расслабился, и челюсти антилоп снова заработали, перемалывая жвачку.

О’ва продвинулся вперед, скрываясь за плоским верхом углубления, — щека бушмена касалась земли, чтобы не обрисовался силуэт головы; он двигался, отталкиваясь бедрами, коленями и пальцами ног.

Сернобык выкопал клубень и принялся шумно жевать его, придерживая передним копытом, чтобы отрывать по куску; О’ва тут же сократил расстояние между ними, продвигаясь искусно и терпеливо.

«Ешь хорошенько, сладкий бык, без тебя три человека и нерожденное дитя умрут на утреннем солнце. Не уходи, великий сернобык, постой немного на месте, еще совсем немного».

Бушмен подобрался уже так близко, как только осмелился подползти, но расстояние оставалось еще слишком большим. Шкура антилопы была толстой, а шерсть — густой. Стрела была сделана из легкого тростника, а ее наконечник — из кости, которая совсем не так остра, как железо.

«Дух Львиной звезды, не отворачивайся от меня сейчас!» — молил О’ва.

Он поднял левую руку так, чтобы крошечная светлая ладонь повернулась к самцу.

Примерно минуту ничего не происходило, а потом самец заметил светлое пятно, словно выросшее из земли, и, подняв голову, уставился на него. Пятно казалось слишком маленьким, чтобы представлять опасность.