Просчёт Финикийцев

Мариам опустила ведро на пол, плеснула в несвежую воду жидкого мыла с запахом мяты и потянулась, чтобы размять поясницу. Еще один душный день за кассой продуктовой лавки Абу-Шафика обернулся скоротечными тревожными сумерками. Электричество снова шалило, поэтому сдачу и сегодня пришлось отсчитывать вручную, выручку складывать в металлическую коробку с ключом, а все проданные товары записывать в потрепанный блокнот на пружине, надеясь, что хозяин не найдет, к чему придраться. Абу-Шафик был хорошим работодателем: платил вовремя, пусть и гроши, разрешал слушать радио, и главное, ни разу не пытался к ней приставать. За свою короткую жизнь Мариам уже убедилась, что жадность – не самый страшный из грехов человека.

Надин, переодетая в розовую блузку с пайетками и узкие джинсы, выпорхнула из подсобки.

– Давай сегодня приберемся по-быстрому, ладно? Скоро заедет Антуан, мы по дороге подбросим тебя до дома…

Мариам кивнула и повозила тряпкой по полу, не сильно заботясь обо всех темных углах и закутках за стеллажами. Мыльная пена, подхватив нанесенную за день пыль, забрызгала ее ноги в резиновых шлепанцах. Запах синтетической мяты наполнил тесную лавку и перекрыл аромат духов, которыми Надин обильно душилась перед каждым свиданием. Взявшись за швабры, они вдвоем принялись гнать воду на улицу, не заботясь о редких в вечерний час прохожих.

Антуан приехал в семь. Он служил в штабе объединенного Христианского Фронта уже второй год, водил громоздкий казенный джип, и продолжал носить форму даже вечером, за что получал бесплатный бензин на заправке и бесплатные жетоны в салоне видеоигр.

По дороге он притормозил у пекарни, где Надин купила сока и пахлавы, а Мариам взяла лепешек, маслин и козьего сыра на случай, если брат вернется домой голодным. Пристроив пакет с покупками на коленях и прикурив от предложенной зажигалки, она с удовлетворением подумала о том, что Луис перестанет теперь водиться с парнями, от которых сплошные неприятности.

В одном из узких переулков, выходящих на площадь Сассин, кто-то парковался задом, создавая пробку. Антуан высунул руку из окна и назвал всех окружающих сыновьями одной дешевой шлюхи. Потом погладил по коленке Надин, сидевшую рядом.

– Я слышал, к тебе приставал сегодня какой-то американец? Чего он хотел?

Мариам поймала в зеркале бдительный взгляд бойца Христианского Фронта.

– А чего все парни хотят?

Надин хихикнула, прикрыв рот рукой.

После крупных терактов 83-го, обрушивших стены посольства и сравнявших с землей базу морских пехотинцев в западном Бейруте, президент Рейган вывел из Ливана все войска. С тех пор американцы появлялись в Ашрафийе редко, и вызывали закономерное подозрение. Тот, о ком спрашивал Антуан, военным не был. Он больше походил на дипломатического работника, а то и шпиона. Он купил в лавке пачку сигарет и пробовал флиртовать, объясняясь по-арабски с чудовищным акцентом. Она сказала, что помолвлена. Американец не поверил, но отстал на удивление быстро, в отличие от местных парней, например от Ауада Мансури, навязчивого и наглого, да будет земля ему пухом и да выветрится его поганая память…

Мариам смотрела в окно слишком долго, погрузившись в свои мысли.

– Представляю, как тебе больно из-за Ауада, – сказала Надин, повернувшись и накрыв ее руку своей рукой, холеной и прохладной, с ярко-розовым маникюром, – такая жестокая и бессмысленная смерть! Господь забирает лучших…

– Он был достойным человеком, – сказал Антуан многозначительно, – очень смелым и набожным. Исповедовался чаще, чем кто-либо в штабе, истинно говорю, я видел сам!

– Все там будем, – сказала Мариам, глядя в окно.

Лишь бы они не догадались, какое греховное и упоительное облегчение она пережила, прочитав некролог в газете. С каким ликованием танцевала она в тот вечер в своей спальне, под звуки хитов двадцатилетней давности по радио. А потом сели батарейки, пришел Луис и пришлось приличия ради изобразить легкую скорбь. Впрочем, от брата было бесполезно скрывать любые чувства.

– Мы не оставим тебя одну, – сказала Надин, сжимая ее руку, – мы будем за тебя молиться!

Мариам выдавила благодарную улыбку. Хорошо, что в свете тусклых фар и скупой луны не нужно проявлять особый актерский талант.

– Спасибо, я в порядке. У меня есть брат.

– Твой брат неплохой человек, – эхом отозвался Антуан, – сделал все, что в его силах…

Он остановил машину у темного подъезда, ограду которого оплела бугенвиллия.

– Если тот кадр появится снова и будет задавать вопросы, сразу звони, – сказал Антуан, – даже посреди ночи. Мы должны знать, что творится у нас в квартале.

Мариам кивнула, отпуская их в мир романтических грез и непоколебимых убеждений в набожности и благих намерениях окружающих. Бросила сигарету на асфальт, мысленно готовясь подняться на шестой этаж пешком и в полной темноте. Над городом висел полумесяц, в окнах мерцали огни свечей.

Она сделала несколько шагов к лестнице, когда чья-то рука легла на сгиб локтя, а вторая ладонь накрыла рот, не давая вздохнуть. Это был мужчина, высокий, сильный, и ничем не пахнущий.