Просчёт Финикийцев

– Наша среда состоит из твердой материи, которая умеет накапливать и сохранять информацию. Удаленные данные с диска можно восстановить, если дорожки физически не повреждены. Представь себе, что есть люди, точнее, сущности, которые уже несколько тысячелетий трясутся от одной мысли, что кто-нибудь угадает ключ. Понимаешь намек?

Ауад ухмыльнулся.

– Я тебя, подлеца, двадцать лет по всему свету искал!

Он протянул мне на раскрытой ладони голубую таблетку и дал бутылку минеральной воды.

– Это от укачивания. Должно помочь. Как только полегчает, можешь принять душ, а пока Хасан приготовит ужин.

Глава 19

Долина Бекаа, Ливан,

Апрель 1985

Развалившись на заднем сиденье потертого «Фиата», некогда выкрашенного в белый цвет, Ауад думал о том, что прошлого не существует, а жизнь продолжается. Бульдозеры вспахивают трехсотлетние кладбища, бомбы обращают в пыль дома с накопленным хламом, архивами и старыми фотографиями. А к началу двадцать первого века и вовсе грянет апокалипсис, чтобы уничтожить все, заведомо обреченное на уничтожение, и не позволить самому Ауаду превратиться сорокалетнего увальня с пивным животом и одышкой, скучного, женатого и детного, придавленного страхом любых перемен. Если бы он мог обратиться к мирозданию всего с одной просьбой, загадал бы жить вечно, либо умереть молодым.

За окнами, в полупрозрачной дымке раннего утра, виднелись склоны холмов, где на террасах, сложенных столетия назад из неотесанного камня, росли серые оливковые и нежно-зеленые миндальные деревья. В сочной весенней траве, обреченной на увядание под ближневосточным солнцем, горели алые анемоны. Редкие тощие коровы провожали одинокую машину флегматичными взглядами.

«Тот, кто ходит за стадом, рано или поздно наступит на кучу дерьма», – подумал Ауад. Нельзя ходить за стадом. Нельзя размениваться на обманчиво стабильный мирный быт, который будет в одночасье уничтожен по воле слепых обстоятельств. Нужно взять от жизни всё, либо умереть попытавшись.

Хасан, сидевший спереди, выстукивал ритм песенки на прикладе калаша, словно на дарбуке. Луис упорно газовал, ввинчиваясь в гору и стараясь не терять скорость. Он высунул из окна руку с массивной золотой цепью на запястье и длинным ногтем на мизинце, растопырил пальцы и пытался ухватить себе на память свежий ветерок, какой бывает в горах ранним весенним утром.

– А все таки, ребята, вы полные отморозки, – сказал Хасан, для убедительности кивая головой, – если я вернусь домой невредимым, так и буду рассказывать всем, я ездил в Бекаа с двумя христианскими козлами, которым внезапно надоело жить, и нашел там несметные сокровища. Шутка, шутка. Никому Хасан ничего не расскажет. Но даже вы могли бы найти более простой способ заработать.

– Например, снова пойти воевать против ваших? – спросил Луис, – да ну его, это скучно, опасно и платят мало. Лучше уж наркоту через нейтральную зону возить, или вот как Ауад когда-то…

– Заткнись, – сказал Ауад, – на дорогу смотри, здесь всякое может случиться.

– Дикий запад! – воскликнул Луис, – Или нет, лучше дикий восток! Содом, Гоморра и анархия. Всё, как я люблю!

Ауад закурил и подумал, что зря они взяли с собой этого придурка. Если вдруг что, он первый наложит в штаны и наделает глупостей, а то и сбежит. Хасану можно доверять, тот настоящий мужик, хоть и друз, а Луис – дешевка и позер.

– На развилке направо, и вон за тем холмом, – сказал он вслух.

– Странное дело, сколько проехали, а ни одной машины, ни одного блокпоста.

– Молись своему богу анархии, чтобы и дальше так.

Хасан продолжал настукивать ритм. Дорога пошла на спуск, склоны сменились на поля, а оливы и миндаль – на укрытые влажным полиэтиленом саженцы конопли, заботливо высаженной от самой обочины и до горных вершин на горизонте. Ауад знал, что если их здесь поймают, домой не вернется никто.

Когда «Фиат» подпрыгивал на выбоинах, оставленных в асфальте не то сирийскими, не то израильскими танками, в багажнике глухо перестукивали куски арматуры, которыми, как советовал Ауаду опытный охотник за древностями, удобно вскрывать саркофаги. Кроме прочего, там лежали две лопаты и кирка, канистра с водой из резервуара на крыше и пара одеял, чтобы заворачивать хрупкие вещи, если такие попадутся.

В черном пакете, вместе с кубиками подтаявшего льда, ждали своего полуденного часа три банки немецкого пива. Еще теплые лепешки с заатаром, купленные в пекарне на углу, были завернуты в кусок газеты «Аль-Наар», содержащий, как и всегда, только плохие новости.

Сестра Луиса Мариам отказалась собрать им в дорогу еду. Во-первых, она была едва ли не единственной девушкой в Ашрафийе, которая не умела и не любила готовить. Во-вторых, узнав о планах брата на этот ясный весенний день, устроила в их тесной квартире, с недавно заделанной дырой в стене, шумный скандал, похожий на небольшое землетрясение.