Просчёт Финикийцев

Если бы тезисы Тарека хоть капельку отражали реальность, и деньги действительно правили миром, жизнь походила бы на захудалую РПГ. Дольше просидел за компом – больше набежало монет. Обменял их на плюшки – прокачал скиллы. Кто не с нами – тот против нас. Но я не стал переубеждать Мишель. Во-первых, за десять минут не уложишься, во-вторых, ей это не интересно. Ей проще выслушать обычную мою пургу о тяготах пубертатного периода. А потом с умным видом заявить, что будь у меня здоровые отношения с матерью в раннем детстве, я не влюбился бы, как последний придурок, и не совершил бы безответственных поступков, которые привели меня сюда.

– Если уж говорить о мотивах, – начинаю я, догадываясь, что напрасно произношу это вслух, – Я слишком сильно хотел Карлу, чтобы задумываться о чем-либо другом, включая ее чертовы мотивы.

Мишель кивает, смотрит на часы.

– Спасибо, что поделился, – говорит она, – продолжим на следующей неделе.

В Библии есть такой оборот: «познать женщину». Древние мудрецы вообще любили познавать все подряд. Блаженный покой богов, цикличность увядания и возрождения в природе, просветление после четырех кубков вина, искусство заключать союзы и вести войну. Есть нечто упоительное в процессе низвержения границ между скрытым и доступным, в перехвате сообщений, расшифровке, и сливании их смыслов в сеть коллективного представления о мире.

В наше время все куда проще и безопаснее. Сейчас можно за один вечер потребить информации в десять раз больше, чем люди древнего востока познавали от рождения до смерти. Пройтись по древу жизни бинарным поиском. Стать специалистом по соблазнению, сохранив невинность. Впрочем, в мире, до краев наполненном доступной информацией, само понятие невинности превращается в фарс.

За те две недели, что мы провели в гостинице на Монмартре, я познал Карлу Валетту. Не в библейском значении, а в моем собственном, куда более простом и сокровенном.

Я обнаружил, она избегает углеводов, ходит к парикмахеру, чтобы спрятать под черной краской раннюю седину, не выщипывает брови и носит серебряное колечко в пупке. Спать она любит на правом боку, заткнув одеяло меж коленей, терпеть не может запах духов, каждый месяц мучается от боли внизу живота, а по вечерам, не жалея себя, тягает железо в качалке.

Я выяснил, кем она хотела стать, когда вырастет, и что снится ей в предрассветные часы, заставляя улыбаться с закрытыми глазами. Что родившись в семье, принадлежавшей к редкой и очень древней христианской конфессии, она с раннего детства не верит в Бога.

Большую часть времени мы сидели на полу в номере, потому что сигнал вай-фай прилично ловился только у двери. Я выуживал по крупинкам данные с разных серверов, а Карла пила кофе и смотрела в экран через мое плечо. Если бы я захотел, нашел бы способ послать кому-нибудь сообщение. Но я больше не верил, что меня надо спасать. Чувствовал, что уже спасен, выбрался на берег из пучины условностей и обязательств, и живу наконец настоящей свободной жизнью.

Иногда мы ходили в Макдоналдс, там сигнал ловился лучше, но было слишком шумно, чтобы работать весь день. Я регулярно звонил домой из уличных автоматов. Маменька требовала подробного отчета о моих делах, здоровье и питании, но тут же перебивала, чтобы рассказать, как отец опять не явился на заседание суда, Джею выплачивают по страховке, а Ханна Берман похудела на пять фунтов и купила дизайнерское платье на выпускной. По вечерам мы смотрели фильмы. Карле, как и мне, нравились тупые боевики с погонями и мордобоем, не нуждающиеся в переводе. Мы стирали одежду в прачечной через дорогу, покупали бутерброды в киоске и круассаны в пекарне, таскали с завтрака чайные пакетики и сахар.

Она все еще пристегивала меня на ночь наручниками к батарее, но мы придвинули диван ближе к стене, чтобы это не мешало спать. Глядя в потолок, я представлял себя главным героем порнофильма, которого воинствующие амазонки держат в пещере на краю земли. Или обычным парнем, случайно оказавшимся в одном гостиничном номере с суперженщиной.

Я мечтал отцепиться от чертовой батареи, но не сбежать, вовсе нет. Мне хотелось забраться к ней под одеяло, обнять, согреть, уткнуться лицом в ее волосы, жесткие на вид, но шелковистые наощупь. Взорвать стеклянную стену робости, которую авторы бесплатных советов в сети назвали «барьером первого прикосновения». Я понимал, что если решусь на что-нибудь такое, она разозлится, даже ударит меня, и будет права.

Временами я ненавидел Карлу за ее резкую, не оставляющую вопросов, красоту. За эти сильные руки и точеные плечи. За осанку, словно насмехающуюся над моей вечной сутулостью. За идеально прямой нос, уверенность в себе, какую не купишь за деньги. За то, что рядом с ней я чувствовал себя жалким озабоченным неудачником. Простейшим организмом, способным только распространять свою генетическую информацию. Иногда я мечтал, чтобы она меня избила.