Просчёт финикийцев

— А тут всэ дэвушки — мои! — сказал высокий, передразнивая его акцент, — Быдло ты высокогорное, возвращайся в свой Чуркистан!

Именно это Ауад и собирался сделать: вернуться домой. Но сложно придумать более неуместный момент для объяснений.

Где-то наверху, за массивной фигурой высокого послышались крики и ругань. Очередное грузное тело выпало из дверей клуба, приминая и расталкивая толпящийся безучастный народ. Завязалась спонтанная возня, какую Ауад не раз наблюдал в подобных местах.

Он перегруппировался, незаметно достал из ботинка пропущенный вышибалами швейцарский нож. Покойный тесть любил «базарить», договариваться, решать проблемы и вести дела со всяким людским дерьмом, за что и поплатился жизнью. Ауаду договариваться не о чем. Только полоснуть этого бугая по лодыжке, перекатиться, подняться на ноги и исчезнуть тенью в холодном ночном лесу. Чтобы всё зависело лишь от скорости, стука собственного сердца и глубины дыхания, от страха, не позволяющего замедлить шаги, от холодного пота и колючего ветра в лицо. И от везения, которое светило над его жизнью ровно и неотступно, словно полуденное средиземноморское солнце, ни разу не заставив усомниться в защите Астарты Библской и прочих древних богов.

Снег был рыхлый, подтаявший. Легкие не по погоде ботинки увязали в нем, словно стремились дотянуться до центра земли. Ауад нёсся напрямик, мимо блестящих в свете луны стволов берез и осин, мимо влажных елей, сквозь цепкий хрустящий бурелом, поперек оврагов и лощин. Он считал собственные вдохи и выдохи, стараясь экономить силы, слышал стук колес электрички, бегущей где-то совсем рядом, за сугробами. Их было по-прежнему трое.

Он слышал, как первый выругался, споткнувшись о поваленное дерево, как хрипло и прокуренно кашлял второй. Третий же двигался неотступно, ступал бесшумно и точно, словно готовился к этой ночи всю свою жизнь.

«Я уйду от них», — сказал себе Ауад, — «мне не впервой!». Умирать было глупо, особенно сейчас, когда в кармане лежало завещание тестя, когда впереди ждала ленивая спокойная жизнь, уйма времени и средств, чтобы искать и найти человека, знающего правильный ключ. Но третий не отставал.

Ауад сжал в кулаке рукоять ненужного ножа, который он не успел убрать, когда послышался хлопок придавленного глушителем выстрела, и пуля воткнулась в снег, пройдя со свистом возле его уха.

Он не помнил, как оказался на станции, как вскочил на ходу в уходящую электричку, как рухнул на заплеванный пол в тамбуре, а грохот собственного сердца перекрывал стук железных колес. Астарта спасла его. Его всегда любили женщины, он и сам не знал, за что. В тусклом свете фонарей на крохотный миг промелькнула на пустой платформе фигура убийцы. Черная куртка, черные джинсы в обтяжку, прядь черных блестящих волос выбилась из-под шерстяной шапки. Колючий взгляд, полный застарелой ненависти, способной отравлять океаны.

Третий был женщиной. Ауад знал, что когда-нибудь встретит ее снова.

Глава 27

Москва,

Декабрь 1996

Ленка задрала голову, посмотрела вверх на хлопья снега, падающие из темной молчаливой синевы, и представила, что летит сквозь безвоздушное пространство навстречу шквалу метеоритных осколков, не пытаясь от них увернуться. Там, наверху, не было никого, кто рассудил бы, успокоил и сказал, что она ни в чем не виновата. Теперь она знала точно, что нет ни судьи, ни прокурора, ни защитника. Остались лишь ожидания, которые она снова не смогла оправдать.

Перед тем, как подняться сюда, она в последний раз набрала номер Олега, но тот не ответил. Длинные гудки, однообразная гулкая тишина, словно кто-то бросил ее в стеклянную банку и намертво запаял внутри.

Она жила в такой банке с рождения. Выращивала в ней невесомые облака иллюзий, культивировала планы уехать далеко и навсегда, в места, где тепло летом и зимой, где люди улыбаются друг другу, пусть и неискренне, где можно пить красное вино и смотреть на благосклонное море. Она мечтала жить в доме из одной комнаты с плоской крышей, гамаком, виноградной лозой и бугенвиллеями. Курить по вечерам кальян с душистым яблочным табаком, подставляя лицо ласковому бризу. Заниматься любовью при первых лучах солнца, рвущихся в комнату сквозь полупрозрачные белые шторы. Поверить раз и навсегда мужчине доброму и мудрому, знающему, неизвестно откуда, ответы на все вопросы бытия.

Но лишь воспоминания о коротком осеннем романе, обреченном, как и все романтические чаяния, лежали на дне ее банки чистым морским песком.

Все началось сентябрьским вечером. Ленка шла домой от метро, усталая и поникшая, после двух пар в универе и смены в кафе. Ноги гудели, хотелось лечь на диван, закрыть глаза и чтобы никто не трогал ее целый год.