Просчёт финикийцев

Ощущая, как настойка наливает тяжестью ноги, Ауад подумал о том, насколько унизителен путь человека от рождения к смерти. Кем бы ты ни был, и что бы ты ни умел, рано или поздно придется признать, что никому ты не нужен. Нет в конце пути ничего, кроме старости, пыли, воспоминаний и облупленных обоев. Кроме осколков прошлого, немощи и сожалений. И редкого случайного собеседника, которому твоя годами накопленная мудрость едва ли интересней талого снега под ногами.

– Криптоанализ – опасная штука, – сказал старик задумчиво, – она создает иллюзию власти над теми, чьи секреты ты пытаешься разгадать. На деле, никто еще не заработал на этом существенного капитала. Не считая одного шведа в период меж двух мировых войн, правда он ничего не взламывал, а производил шифровальные аппараты, предшественники знаменитой “Энигмы”. Зато история пухнет от имен и трагических судеб дуралеев, которых погубило тщеславие и любопытство...

– Вы слышали когда-нибудь про людей, умеющих угадывать ключи? – спросил Ауад.

Он не заговорил бы об этом, если бы не настойка, и не глухая тоска в глазах старика, располагающая к необдуманным откровениям.

– Это что-то из области мистики, – тот покачал головой.

– Почти. Хотя я считаю, что для любой мистики рано или поздно найдется рациональное объяснение.

– Бросьте, – сказал старик, – угадывать ключи, что за вздор? Как сейчас модно говорить: городская легенда.

– Есть же на свете люди, которые умеют читать мысли. Так почему не быть таким, кто умеет взламывать шифры без криптоаналитических методов? Информация существует, нужно просто найти к ней дорогу.

Старик усмехнулся и разлил по бокалам остатки настойки. “Удивительный народ”, – подумал Ауад, – “в домах нищета, грязь и паутина, а бокалы – хрустальные. На улицах наркоманы и бомжи, а в метро – мраморные колонны...”.

Выйдя из подворотни, он увидел высокую шатенку в темном плаще, шагающую в сторону метро. Он позволил ей продефилировать мимо, подставил лицо таким редким и желанным лучам весеннего солнца, закурил безвкусную сигарету и пошел следом, держась на отдалении, чтобы не напугать красотку.

Как и в любой точке мира, здешние женщины, особенно молодые и симпатичные, соблюдали эти дурацкие неписанные правила. Первой не подходить, ни на что без боя не соглашаться, изо всех сил казаться недоступной и набивать себе цену. Глупая многовековая игра, которую Ауад научился принимать, как вызов. У самого спуска в подземку девушка обернулась и послала ему взгляд, понятный без расшифровки. На любом языке мира он означал, что лучше не подходить.

Глава 26

Средиземное море

Июнь 2005

Ауад прыгнул первым. Он ушел под воду красивой дугой, оставив на ослепительно мерцающей поверхности аккуратный всплеск, чтобы вынырнуть через пару секунд фыркая и блаженно улыбаясь. Я надел маску и последовал за ним. Почувствовал, как море принимает меня в свои объятия, настоящее, прохладное и вальяжное, ни капли не враждебное, как во снах. Я видел колышушийся зеленый потолок над головой, россыпи пузырьков, темную пропасть внизу. Стая мелкой рыбешки пронеслась мимо, отбрасывая черточки теней на борт яхты, белый и изогнутый, как бедро женщины.

Когда я вынырнул, Хасан Хасан, казавшийся еще более высоким и внушительным, если смотреть снизу, заводил дизельный мотор. За неделю, что мы провели в море, он выкидывал этот фокус трижды: отплывал на сотню ярдов и делал вид, что бросает нас одних. Несмотря на однообразие Хасановского юмора, перспектива остаться навсегда среди этой похожей на рекламу райского отпуска бескрайней синевы заставляла меня отчаянно барахтаться, покрываясь холодным потом.

Ауад рассмеялся, крикнул вдогонку что-то по-арабски и принялся грести неторопливыми сильными движениями, ни на секунду не сомневаясь в собственном бессмертии и преданности старого друга. «Мы многое прошли вместе», — сказал он мне однажды, — «я доверяю ему больше, чем себе».

Хасан сбавил ход и развернул яхту боком, чтобы наблюдать, ухмыляясь, как мы силимся вернуться на крохотный островок цивилизации среди древнего моря.

— Знаешь, за сколько времени эта штука уходит ко дну? — спросил Ауад, когда мы устроились на привязанных к канатным уткам спасательных кругах, — Три минуты, парень. Всего три минуты, чтобы спустить надувную шлюпку на воду и подготовить собственную задницу к многодневному дрейфу под дождями и солнцем. Жизнь только кажется стабильной. Наш мир — чертова иллюзия.

— А что не иллюзия?

— Бессмертие, — ответил он сходу, — вполне реальная вещь.

— Но что в том бессмертии хорошего? Все игры пройдены, все фильмы просмотрены по два раза...

— Для тебя жизнь — фильмы. Человек слишком мало успевает пережить и понять за отведенные ему годы, вот и приходится заменять личный опыт байками, штампами, да грошовой житейской мудростью. Даже то время, что у нас есть, растрачивается на борьбу за выживание, склоки и выстраивание иллюзий. А ты представь себе, что работать не надо. Выполнять бессмысленные ежедневные рутины — ни к чему. Незачем приносить кому-то пользу. Напротив, все что создано богами, должно приносить пользу тебе.