Просчёт финикийцев

— Ты хорошо играешь в «Есть контакт!», — сказал он с легким акцентом, — будто знаешь слово до того, как его загадали.

Голос у парня был низкий и маслянистый, он словно обволакивал Ленку загадочным средиземноморским теплом.

— Фиговое преимущество, — она махнула рукой, — лучше уж играть на гитаре или шевелить ушами...

Он улыбнулся.

— Меня зовут Камиль.

«И я без понятия, что делаю в этой компании», — красноречиво добавил его взгляд.

— Знаю, — сказала Ленка, — Карина моя лучшая подруга.

Она вспомнила, что пора домой, что придется рано вставать и отчитываться перед матерью за позднее возвращение. Что по дороге она снова будет молиться неведомым божествам, лишь бы отца не оказалось дома.

Вечное колесо Сансары без запасного выхода. Летом дождливо, зимой морозно. Вечное чувство долга, сумерки и слякоть. Ждешь свободы, а приходит разочарование. Ждешь счастливого финала, а сюжет заходит на новый круг, повествуя о неблагополучной семье, тяжелой работе, и надежде, которая умирает последней, но всё же умирает.

— Тебе снятся странные сны? — спросил тот, кто представился Камилем, хотя Ленка подозревала, что это не настоящее имя.

— Смотря что назвать «странным».

— Места, где ты никогда не бывала. Море, скалы, горные вершины на горизонте?

— Иногда мне снится прибой, — сказала она.

Это не было правдой, но захотелось подыграть. Хоть на пару секунд продлить этот разговор, легкий, как запах водорослей на пляжах, беспечный, каким могло быть уходящее лето.

— А тебе? — спросила Ленка.

— Мне снится женщина, которую я когда-то потерял, и бесконечная подспудная война, охватившая мироздание. Иногда и то, и другое сразу. Но это интересно разве что начинающему психоаналитику, и просто, как дверной шпингалет. Я не вижу во сне места, где никогда не бывал.

Ленка почувствовала себя пьяной. Эта откровенность, мягкий голос, давняя, примятая временем грусть в его черных глазах, и шелест тополей под балконом. Она не хотела домой. Видит тот, чья работа — судить смертных с небесной вышины, она хотела, чтобы этот разговор длился вечно.

— Пойдем со мной, — сказал Камиль, — я на машине. Покатаемся по городу, посмотрим на огни. Расскажешь без спешки о том, что тебе на самом деле снится.

— Но Карина — моя лучшая подруга!

— Если так, она поймет.

Через неделю Ленка позвонила Камилю сама, после восьмого сброшенного Олегом вызова. Она знала, что тот женат, и помнила про Карину, пусть после побега с вечеринки они больше не разговаривали. Ей было все равно. Она отчаянно нуждалась в человеке, умеющем и желающем слушать.

Он забрал ее у подъезда и отвез куда-то за МКАД. Не сказал ни слова о слезах и соплях, не просил успокоиться и взять себя в руки. Семья — это святое, но святые бывают куда беспощадней грешников. Родные могут ранить глубже чужих. Парень старше ее на десять лет, родившийся в стране, которую Ленка не нашла бы на карте, оказался ближе и добрее всех, кого она знала.

Они оставили машину у обочины и пошли пешком через полупрозрачный осенний лес. За опушкой начиналось поле, поросшее жухлой травой.

— Кричи! — сказал Камиль.

— Что?

Он ткнул ее пальцем в грудь чуть ниже ключиц.

— Не держи в себе зло. Открой рот и выпусти его наружу. Не ты его сотворила, не тебе за него отвечать. Давай же, вместе, на счет три!

Ленка оглянулась по сторонам, открыла рот и протяжно завыла, удивляясь собственной смелости. Она чувствовала ликование и свободу, поверила на краткий миг, что торжество возможно, а справедливость досягаема.

Холодный ветер разнес их общее зло по пустырям и болотам, по заброшенным деревням, по остовам новостроек, по километрам железных дорог и непроходимого бурелома, по проводам и узлам, которым суждено развиться во всемирную информационную сеть. Зло вырвалось наружу и заполнило собой все не поддающиеся осмыслению пространства Вселенной. Ленка замолчала и вдохнула полную грудь холодного воздуха. Камиль улыбнулся.

Она говорила о себе столько, сколько не говорила никогда и ни с кем. Он же не рассказывал почти ничего. Десять лет назад он бежал от войны. Кочевал по Европе, пытался получить статус беженца. Где-то там встретил Полину, чей отец работал при советском посольстве. Камиль женился, оказался в Москве, без особых проблем получил гражданство. Через полгода Полина начала пить безудержно и отчаянно, а их брак стал похожим на покупку сигарет в ларьке у метро. Суешь в окошко деньги, получаешь красивую пачку с палеными Мальборо, произведенными где-то в Подмосковье.

Все это было еще одной историей о неблагополучной судьбе, какие Ленка слышала каждый день. Ее же собственный кризис выглядел куда глубже и противоречивей.

— Хватит прятаться в кокон и есть себя изнутри, — говорил Камиль длинным вечерами за чашкой капучино, — ты такая, какая есть. Тебе нужен парень, но это не делает тебя шлюхой. Ты боишься отца, но любая на твоем месте боялась бы. Зла в тебе ровно столько, сколько в любом нормальном человеке. Твое предназначение вовсе не в том, чтобы нравиться другим. Кричи. Борись. Существуй. Ты уникальна, как сама жизнь!