Сидеть привязанной к кемпингу в Греббестаде омерзительно, и вдобавок они обращаются с ней так, будто ей пять лет, а не семнадцать. Даже одежду не разрешают выбирать самой. Она презрительно вскинула голову и поправила малюсенький топ. Коротенькие джинсовые шорты, конечно, неприятно резали между ягодиц, но взгляды, которые она вызывала у парней, стоили любых неудобств. Главной изюминкой были туфли на высоченной платформе, которые добавляли по крайней мере десять сантиметров к ее метру шестидесяти.
– Пока мы оплачиваем тебе еду и крышу над головой, решать здесь нам, а теперь, будь добра…
Отца прервал резкий стук в дверь, и, обрадовавшись отсрочке, Мелани бросилась открывать. Снаружи стоял темноволосый мужчина лет тридцати пяти, и она автоматически выпрямила спину и выставила вперед грудь. Пожалуй, немного староват на ее вкус, но выглядит приятно, и потом – это всегда злит отца.
– Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Можно мне ненадолго зайти? Дело касается Йенни.
Мелани отодвинулась, пропуская его, но ровно настолько, что ему пришлось протискиваться мимо ее полуобнаженной фигуры.
Поздоровавшись, они уселись за маленький обеденный столик.
– Жену тоже позвать? Она на пляже.
– Нет, в этом нет необходимости, ведь я хотел бы поговорить с Мелани. Как вам, возможно, известно, Бу и Керстин Мёллер подали заявление об исчезновении их дочери Йенни, и они сказали, что вы договаривались вчера встретиться, чтобы ехать во Фьельбаку. Верно?
Перед тем как ответить, она незаметно слегка оттянула топ, чтобы сделать вырез побольше, и увлажнила губы. Полицейский – это очень сексуально.
– Да, мы собирались встретиться в семь на остановке, чтобы ехать на автобусе в семь десять. Несколько парней, с которыми мы познакомились, должны были подсесть возле пляжа в Тануме, мы договорились, что просто прокатимся, посмотрим, не происходит ли там что-нибудь интересное, никаких особых планов.
– Но Йенни не пришла?
– Да, чертовски странно. Мы не больно хорошо знакомы, но она казалась довольно положительной, поэтому я удивилась, когда она вдруг не объявилась. Не могу сказать, что я так уж безумно расстроилась, ведь это она ко мне все время липла, а что до меня, так мне даже лучше было остаться одной с Микке и Фредде, парнями из Танума.
– Мелани!
Отец бросил на нее злой взгляд, и она зыркнула на него в ответ.
– В чем дело? Что я могу поделать, если считала ее занудой? Я же не виновата, что она исчезла. Наверняка она просто свалила домой, в Карлстад. Она болтала о каком-то парне, с которым там встречалась, и если у нее в башке есть хоть капля разума, то она наплевала на этот проклятый отпуск в кемпинге и рванула к нему.
– Попробуй только сделать нечто подобное! Этот Тоббе…
Патрик почувствовал необходимость прервать перебранку между отцом и дочерью и слегка помахал рукой, чтобы привлечь их внимание. Слава богу, они умолкли.
– Значит, ты не имеешь представления, почему она не появилась?
– Ни малейшего.
– Ты не знаешь, не общалась ли она в кемпинге еще с кем-нибудь, кому бы она могла довериться?
Мелани как бы нечаянно коснулась голой ногой ноги полицейского и наслаждалась, увидев, что тот вздрогнул. Парни такие безумно примитивные независимо от возраста. У них в голове только одна мысль, и если знать это, то можно вертеть ими как хочешь. Она снова коснулась его ноги, и у него над верхней губой начали выступать капельки пота. Правда, в кемпере было довольно душно.
Она немного потянула с ответом.
– Есть тут один чокнутый ботаник, с которым она, похоже, встречалась каждое лето с самого детства. Полный придурок, но она сама, как я уже говорила, не суперкрутая, так что они, наверное, хорошо подходят друг другу.
– Может быть, ты знаешь, как его зовут или где я могу его найти?
– Кемпер его родителей стоит через два ряда отсюда. У него спереди тент в коричневую и белую полосы, а перед ним горшки с дурацкими пеларгониями[14].
Патрик поблагодарил за помощь и с краснеющими щеками вновь протиснулся мимо Мелани.
Маша рукой полицейскому на прощание, она постаралась принять самую обольстительную позу. Отец опять затянул свои нотации, но она притворилась глухой. Он все равно не говорит ничего, что стоило бы слушать.