Пролог

Старик рухнул в стоявшее рядом кресло, потом привстал, оперся трясущимися

руками на спинку стула, уронил трубку на стол из ослабевших пальцев:

- Последний раз прошу тебя, сынок, одумайся. Не гневи богов, не зови нечисть

поганую на Зорию! – голос сорвался на хрип.

Скаррен усмехнулся:

- Отец, да ты из ума выжил. Не зови меня больше по таким пустякам. Я выполняю

свой долг так, как я его вижу. И ключом меня не пугай. Что-то мне подсказывает, что

мне он достанется, как ты не сопротивляйся! А остальное — не твоя печаль.

Прощай.

И вышел из залы. Издалека донесся его веселый голос, на ходу попрощавшись

с матерью, которая сердцем почуяв неладное, побежала в трапезную. Вмиг

постаревший муж ее сидел, скорчившись в кресле, закрыв лицо руками, между

добела стиснутых пальцев струились горькие слезы. Подбежала к нему, забыв про

годы, отняла руки от лица и отшатнулась. Лицо исказилось в страшном безмолвном

крике, черты смешались, рот расхлябился, зашедшись в беззвучном рыдании. Потом

превозмогла себя, прижала к серой ткани передника, заляпанного кухонными

пятнами, обтянувшего опавшую грудь, начала вытирать слезы и шептать, как детям

шепчут, когда они страшное в темноте увидят:

- Тише, тише, родной мой. Все пройдет, все образуется. Все будет хорошо, сейчас я

принесу тебе чайку травяного сладенького. Выпьешь, успокоишься. Он образумится,

чуть позже, но обязательно тебя послушает. Тише, тссс.

Укачиваемый таким образом старик начал успокаиваться, уже не так страшна была

153

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

гримаса, сводившая черты его. Перестал всхлипывать, только сидел, прижавшись к

своей верной половинке. В тишине слышалось мерное потрескивание горящих

свечей и далекая перебранка приживалок. В глазах старого весовщика застыли мрак

и пустота. Прошло немало времени, совсем стемнело на улице, когда, наконец,

старый судья решился что-то произнести.

В горле что-то скрипнуло, потом он прохрипел:

- Прокляты мы, мать.

На несмелые попытки возразить или поговорить, лишь махал рукой и как-то по-

новому жалобно вскидывал брови. Потом согласился пройти в опочивальню, где сам

разделся, лег. Попросил не гасить свет и посидеть с ним. Жена присела рядом на

край кровати, взяла за руку, прежде такую сильную и могучую, а теперь ставшую

жалкой, ссохнувшейся и морщинистой. Вскоре он задремал. Кайла тоже прилегла, не

раздеваясь, рядом, и забылась в тягостной дремоте. Спала чутко, прислушиваясь к

неровному дыханию супруга. Которому отдала сердце и душу, и все к этому

прилагающееся.

Пастыри, весовщики и купцы могли выбирать себе в жены женщин других

каст, Примы – сами создавали себе спутниц жизни. Повитухи – были сами себе

хозяйки, хотели, выбирали супругов в своей касте, нет – жили с другими, астрономы

могли быть достойными мужьями только для своих женщин, а вот женщины-

астрономы, до своего исчезновения, могли составить достойную пару для любой

крови. Родители иногда сопротивлялись внекастовым бракам, боясь, чтобы не

ослабели врожденные навыки. Настойчивость молодых и право весовщика сделали

свое дело, и стала девица-каменщица Форстон госпожой де Балиа. Никогда в жизни

она не жалела о своем решении. Любила супруга своего до сих пор верной,

преданной любовью. Всех детей, рожденных от него, просто обожала. Знала и тайну

младшенького, но никогда и никому не рассказывала о своей семье. И вот сейчас, в

дреме, перед внутренним оком проносилась вся жизнь, счастливые события и не

очень. Частые отъезды, сплетни приживалок, наушничающих каждому, кто только

согласится слушать, о многочисленных связях мужа с тимантями, чтоб их Хрон

забрал – обычные лживые сплетни стареющих завистливых теток – болезни детей и

счастливые праздники. Нечастые моменты, когда супруги оставались одни и

154

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

радовались друг другу. Как в молодости засыпали, касаясь рук друг друга, как

просыпались с улыбкой, глядя в любимые глаза, ни разу за ночь не отвернувшись.

Как прошептала «согласна» в верховном храме, в присутствии Примов и верховных

кастырей. В самый темный час, который наступает перед рассветом, пробудилась от

надсадного крика. Кантор де Балиа, Маршалл Мира, покидал ее, отбывая в мир иной

под свои крики. Лицо вновь исказилось, как после беседы с сыном, его трясло,

скрюченные пальцы одной руки хватали грудь с той стороны, где сердце, вторая

отгоняла какое-то страшное видение. Глаза были закрыты, он вскочил, рванулся к

окну, потом сел на кровати и снова закричал. Крик был надсадно-хриплый,

сорванный, страшный. Напуганная до ужаса женщина, не в силах пошевелиться,

стояла, прижавшись к двери шкафа. Внезапно муж, голова которого стала абсолютно

белой, рухнул на постель, открыл глаза, в них полыхал багровый огонь. Незнакомый