Пролог

добравшись до небольшого островка тени, сник, улегшись на спину, достал

папироску и блаженно задымил, глядя в безоблачное небо: «Вот это жизнь! А то —

ноют и ноют — работай им и работай, выдумали! Даже отдохнуть не дают!

Привязались, а я вот не пойду никуда, буду себе тут лежать, и ничего они со мной не

сделают, не найдут...». Джур попытался хитро прищуриться, и погрозить незримым

собеседникам пальцем, да так и уплыл в сон, обессилено выронив на прогретый

башенный камень едва тлеющий окурок...

118

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

Проснулся, когда уже начало темнеть, день, очевидно, был сегодня обычный –

не тянулся. Солнца садились, медленно скрываясь за горизонт. В темнеющем небе,

на смену уходящей сияющей семерке дневных светил, стали появляться семь

призрачно-блеклых, в пугающих алых ореолах, лун. Башня, днем казавшаяся серо-

белой под раскаленными лучами, теперь приобрела алый оттенок и пугала своей

похожестью с огромной, застывшей каплей крови. Компания, к которой

присоединился в предвкушении праздника поутру, к ночи куда-то разбрелась. Джур

уселся, потирая спину и щеку, которые от непосредственной близости жесткой

подушки, выложенной шершавым камнем, теперь стали такими же шершавыми и

жутко ныли от этого долговременного соседства. Потянулся, с хрустом распрямляя

кости. Жутко хотелось помочиться. Закурил и пошел искать спуск, придумывая

оправдания, чтобы вернуться домой, переночевать в теплой и мягкой кровати. А

может быть и оправдываться не придется, на улицах в это время много бабенок

одиноких шастает, которые к весовщикам не ходки, а мужика хочется. Вот

наряжаются и идут гулять в этот сумрачный час. Может быть какую-никакую и

встретит, которая накормит, приласкает, да и домой не отправит тащиться.

Совершенно не хочется выслушивать причитания матери, смотреть на

погрустневшее дочерино личико. А ночью слышать скрип кровати в сестриной

комнате. При долгом воздержании, да еще с похмелья, когда организм мучительно

борется за выживание и готов накинуться на любую особу женского пола,

страшную, старую, больную — любую, лишь бы был шанс продолжить род, а то

вдруг что-нибудь откажет и похмельный индивидуум помрет – этот скрип

действовал на нервы. Становилось мучительно больно и хотелось завыть, или встать

и разнести весь заснувший дом вдребезги. Или убежать куда...

Джур нашел в углу башенной площадки узкую винтовую лестницу — совсем

не ту, по которой поднимался, ну, да и ладно, чем богаты, тем и рады. Примостился,

спустил штаны и аж застонал от облегчения – пока спал, накопилось столько

жидкости, что почки ныли. Осторожно спустился, покачиваясь, временами задевая

за шершавые стены то спиной, то головой. Шипел от боли и старался дальше

спускаться ровнее. Начала подкатывать жуткая головная боль, затряслись руки,

после выкуренной папироски во рту появилось стойкое ощущение, что там кто-то

119

Е.П.Булучевская Книга 1. Мир Меняющие.

заночевал, нашел нужник, да там и умер, после справленной неспешно большой

нужды. Под конец лестницы дыхание начало вырываться с какими-то хрипами и

всхлипами, как после долгой пробежки. Противный, липкий и холодный пот, от

которого при ночной прохладе стала бить крупная дрожь, выступил на всем теле.

Настроеньице, и так паршивенькое, стало еще более ухудшаться. Думалось: «Вот

друзья, так друзья, уснул, а они куда-то сбежали. А я-то им всю душу, можно

сказать, открыл... Меня спящего бросили, а сами где-нибудь теперь посиживают у

огонька, да похмеляются». К матери идти расхотелось. Отойдя от сторожевой

башни, свернул в какой-то первый попавшийся проулок и побрел.

Дневной город затихал, готовясь к ночному отдыху. На смену ему открывал

свои бельмастые глаза город ночной, готовясь убивать, пить, воровать, развратничать

и сеять раздор среди тех, кому не спится в эти темные часы, время, навсегда

отданное темнобородому. Алчущие до ласк любительницы уже разошлись по домам.

Им на смену вышли профессионалки. Размалевавшись яркими светящимися

красками, незаконные дамы, которые называли себя жрицами Таймант — любимой,

если темнобородый может любить, и единственной дочери Хрона, а народ переделал

их в тимантей. Стены домов пестрили, подсвеченные прислонившимися к ним

тимантями, которые вышли на работу. В проулках, скрываясь, прошмыгивали другие

темные личности. Сам промысел, да и существование их не требовало броской

внешности, им совсем не хотелось привлекать внимание, поэтому быстренько

передвигались темные личности по улочкам, скрываясь в тени. Семь лун уже ярко

освещали каждую улочку, каждая былинка в ночном свете становилась словно