Проклятая амфора

От Никандра Глафире привет. Если ты до сих пор в Аполлонополе, советую задержаться. Здесь такое творится – словами не описать. Соген влюбился в молодую женщину и увел ее у Сарды, ты наверняка его помнишь – я пришил ему палец несколько лет назад. Перс разозлен до крайности и грозит Согену расправой – не напрямую, конечно, ведь только идиот способен конфликтовать с начальником полиции, но ходят такие слухи. Горожане уже разделились на два лагеря: одни сочувствуют Сарде, другие – твоему дяде.

Теодора – женщина красивая, вежливая, но какая-то таинственная и не вполне искренняя. Ты знаешь, я не склонен к предвзятости, и отношусь к невесте твоего дяди с настороженностью вовсе не потому, что у нее дурная слава. Просто она из тех людей, которые много болтают и смеются, а в глазах – ни искорки веселья. Понимаешь, что я имею в виду? У меня предчувствие, что Согена ждут большие неприятности из-за этой девицы. Я попробовал деликатно намекнуть ему, что надо держать ухо востро, но он только бессмысленно улыбается и витает где-то в облаках.

От Лидии тоже нет толку: ее заботит лишь собственная репутация, а не судьба сына. Готов поспорить, она и от тебя потребует что-нибудь предпринять, чтоб избавиться от неугодной невестки. Сложность в том, что влюбленные никого не слушают: чем больше семья и друзья будут давить на Согена, тем скорее он со всеми рассорится, и тогда его некому будет защитить, если Теодора действительно что-то замышляет.

Мне жаль, что письмо состоит целиком из тревожных вестей, но я считаю, ты должна знать, что тут происходит. Надеюсь, ты и Ксантия здоровы.

– Надо поскорее разобраться с амфорой и вернуться в Арсиною, – сказала Глафира обеспокоенно. – Мне это не нравится.

Ксантия посмотрела на нее и испытала странный прилив жалости и душевной боли, не свойственный ее спокойному, ровному характеру. Она задалась вопросом: если бы Глафира собралась замуж за неподходящего человека, поспешили бы родные ей на выручку? Скорее всего, бабушка вычеркнула бы ее не только из завещания, но и из памяти, а дядя, хоть и проявлял некоторую заботу, сказал бы что-то вроде: «Пусть делает, что хочет» и выбросил бы проблему из головы.

Это напомнило Ксантии ее прошлую жизнь: людей, за которыми она была готова последовать в огонь и воду, а они не собирались платить тем же. «Ты всегда в моем сердце», «покойся с миром», «я никогда тебя не забуду» – такими эпитафиями ее проводили в последний путь и невозмутимо продолжили свой. Она и Глафира – одинокие люди, которых никто никогда не любил по-настоящему. Кроме одной личности, разглядевшей в них нечто особенное.

Глава 15. Благодарность

Маленький рукотворный оазис дышал покоем. Сквозь широкие кроны пальм и нильских акаций почти не пробивался солнечный свет, изумрудный полумрак окутывал старинный высокий обелиск с иероглифической надписью: «Здесь Сенусерт, сын Солнца, захватил в плен 650 нубийцев, разбил их войско и поверг в прах военачальников». Ниже кто-то приписал углем несколько слов, а потом стер их. Остались только заглавные буквы: Э, Г, Ю, последняя совсем свежая, не запыленная. Ксантия отпустила коня и уселась на каменную ступень памятника, задумчиво склонив голову.

– Ты знала, где меня искать, – прошептал кто-то над ее ухом.

– Это было нетрудно – ты продолжаешь околачиваться у мест значимых сражений.

– Старые привычки умирают медленно, – усмехнулся голос. – Но ты могла просто позвать.