Проклятая амфора

Кабинет покойного торговца лесом в отличие от его почти пустой спальни мог бы рассказать многое о хозяине. Центральную роль в его композиции играл огромный мраморный стол светло-серого оттенка. На нем громоздились витиеватые металлические подставки, утыканные свитками разного размера, и набор для письма, вырезанный из слоновой кости. Напротив стояло внушительное плетеное кресло с изогнутой спинкой и жесткой подушкой. Его дополнял скромный низкий табурет для возможного посетителя – несчастный должен был чувствовать себя неуютно, ибо даже высокий человек, усевшись на него, уперся бы носом в столешницу.

Пол украшала все та же римская мозаика – черно-белый геометрический орнамент, изображавший лабиринты квадратов и хаос кругов. Три окна днем занавешивались плотными синими драпировками, а ночью скатывались вверх и закреплялись специальной петлей. В углу ютилась статуя Гермеса с младенцем Дионисом – копия работы Праксителя. На руке бога почему-то висел дорожный плащ. Очевидно, покойный не питал особого уважения к Олимпийцам, либо скульптуру ему подарила какая-то неприятная личность.

Сейчас во главе стола сидела Глафира и напоминала ребенка, решившего поиграть в кабинете дедушки. Рабы подносили ей миски с едой, она зачерпывала из каждой понемногу и размазывала содержимое по плоскому блюду, а потом рассматривала его в увеличительное стекло и подмешивала какие-то снадобья. Девушка смешно морщила нос, а иногда закусывала губу, раздумывая над своей задачей. Ее взбитая модная прическа из кудряшек придавала лицу еще более детский вид, а ноги не доставали до пола, и она болтала ими.

– Не понимаю, – пробормотала Глафира, хмурясь. – Я знаю этот яд, он содержится в абрикосовых, персиковых, вишневых косточках и диком миндале. Можно размолоть ядра и добавить в еду или положить в воду, вино, а потом процедить. И покойный именно проглотил отраву: не вдохнул и не втер в кожу. Однако все кушанья и напитки абсолютно чисты!

– Еще господин имел привычку делиться трапезой с собакой, – подала голос рабыня, которая встретила их. – Но пес здоров.

– И ты тоже, – заметила Ксантия. – Хотя я обратила внимание на сдвинутые кровати. Он позвал тебя, чтобы провести ночь вместе, не так ли?

– Да, – чуть слышно ответила нубийка.

– Мой отец не пропустил ни одной рабыни, – фыркнул Главк. – Наверно, когда понял, что умирает, не мог сообразить, кто же его убил – так много было желающих. Вот и послал за стражником.

– Сейчас мы все выясним, – заявила Ксантия.

Теперь плетеное кресло во главе стола заняла она, и Главк замер. Кабинет отца вдруг показался ему слишком маленьким, старым и жалким для этой девушки. Он легко мог бы представить ее выступающей с трибуны в римском сенате или возглавляющей армию. Стражник, хоть и воплощал собой официальную власть, покорно уступил ей лидерство.

– Итак, – Ксантия положила обе ладони на тусклый мрамор столешницы, ее глаза окутали собравшихся холодной голубой дымкой. – Глафира, спустя какое время яд начинает действовать?

– Иногда мгновенно, если доза высокая, но максимум – через полчаса.

– Превосходно, – кивнула брюнетка. – Начнем с тебя, Главк. Как ты провел вечер? Где находился и что делал?

– Я весь день играл в мяч на площадке, во дворе общественных бань Загрея. Домой вернулся к ужину, есть не хотелось, но отец заставил. В четверть десятого он объявил, что устал. Я, конечно, понял, что в спальню его манил вовсе не сон, а потому поспешил следом, чтобы забрать книгу, пока Шана не явилась.

– Ходят слухи, что ты играешь в кости и много проигрываешь, – продолжила Ксантия.

– Это правда, – не стал отпираться юноша. – Но я не давал отцу никакой еды или питья: мы с ним постоянно находились в поле зрения рабов и ни разу не остались наедине.

– Исключая момент, когда ты зашел за свитком.

– А вот и нет, – злорадно отозвался Главк. – Шана уже торчала на пороге.

Ксантия взглянула на рабыню. Та робко кивнула.

– Ладно. Шана, твой черед. И не бойся говорить правду – сейчас ты представляешь интересы покойного и защищена законом. Верно?

– Да, – поспешно подтвердил стражник. – В «Номос Политикос» ³³говорится: «пусть и рабам разрешается свидетельствовать»³⁴, а так же в своде…

– Спасибо, – перебила его Ксантия. – Мы поняли.

Нубийка нервно вздрогнула, оглянулась на Главка, а потом едва слышно принялась бормотать:

– Это был совершенно обычный день: господин работал в кабинете с утра и до пяти вечера, потом приказал подать в сад фрукты и вино, прогулялся, посидел у фонтана и вернулся. До ужина он читал, а после принял ванну и велел мне зайти к нему. Я так и поступила.

– И дальше?

– Господин угостил меня орехами с медом и предложил фалернского.

– Они ели и пили из одной посуды, – вставила Глафира.