Проклятая амфора

– У тебя больше нет имени, а твой новый пышный титул оставим почитателям.

– «Владыка мечей» звучит впечатляюще, не правда ли? На твоей родине меня зовут Немир – это гораздо короче.

Теплые сильные руки осторожно легли ей на плечи. Она продолжала сидеть неподвижно, не делая попыток высвободиться.

– Итак, ты меня нашла. Что дальше? Хочешь снова устроить драку? Я не против подставить горло под твой меч, если тебе станет лучше.

– Вообще-то… – она немного помолчала, вздохнула и продолжила. – Я пришла поблагодарить тебя. В конце концов, ты спас мне жизнь.

– Но проблема в том, – его губы почти коснулись ее уха. – Что это сделал я, а не кто-то из твоих близких, да?

– Я не должна была винить тебя в их бездействии.

– Люди способны простить многое: неосторожные слова, жестокие поступки, но они никогда не прощают тех, кто открывает им неприглядную правду. Можешь продолжать ненавидеть меня, если пожелаешь, главное, что ты жива.

– Я не испытываю ненависти. Иногда ты проявлял себя с лучшей стороны, и я многим тебе обязана. Но кроме этого были еще осажденные города, убитые люди, изощренные ловушки и шантаж. Поэтому я не могу доверять тебе в полной мере – рано или поздно ты не устоишь от соблазна выкинуть какой-нибудь трюк в старом стиле.

– Осажденные города? – воскликнул Владыка мечей с притворным возмущением. – Я помню лишь один, и, кажется, ты с блеском вышла из ситуации. Если кто-то и пострадал, так только моя гордость.

На губах Ксантии мелькнула улыбка. Она откинула голову назад, и Владыка мечей провел рукой по ее волосам.

– Знаешь, что меня удивляет? Ты спас Глафиру и не превратил ее в одного из своих воинов. Хотя из несмышленого младенца можно воспитать кого угодно.

– Я не хотел портить ей жизнь.

– Почему тебе есть дело до ее жизни?

– Понятия не имею, – соврал он. – Наверное, я стал жалким подобием самого себя, вот и проявил слабость. Она была чудесной малышкой, которую бросили родители.

Ксантия резко повернулась к нему и с любопытством заглянула в темные глаза. Их мягкий блеск внезапно рассеялся, уступив место колючей насмешливости.

– Минутное помутнение – ничего более, – в его голос вернулись саркастические нотки. – Я не собираюсь спасать младенцев на постоянной основе. В душе я по-прежнему бессердечный сукин сын, не сомневайся.

Девушка продолжала что-то пытливо искать в его взгляде, и Владыка мечей вдруг испугался, что она увидит его насквозь. С ним произошли какие-то странные изменения, от которых он бы с радостью избавился, если б смог. Шестнадцать лет назад он нашел Глафиру в горящей деревне. Малышка радостно ему улыбнулась и внезапно вызвала к жизни какое-то подобие отцовских чувств. И если Ксантия была той, кто впервые пробудил в нем что-то доброе, то Глафира до сих пор оставалась единственным существом во всем мире, кто разглядел это.

– Я все поняла, – сказала Ксантия, и он не сомневался, что она действительно прочитала по глазам то, что он хотел спрятать даже от самого себя.

– Что теперь? Продолжим с того места, на котором нас прервала смерть? Я попытаюсь доказать, что люблю тебя, а ты скажешь мне, что мои шансы на успех составляют один к десяти.

– Скорее, один к ста, – она улыбнулась и покачала головой.

– Как в старые добрые времена, – заключил он и улыбнулся в ответ.

Глава 16. Признание

Главк выпал из дверей капелеи и попытался подняться на ноги. Выпитое вино вытворяло немыслимые вещи с его телом: в ушах шумело, колени подгибались, глаза неправильно определяли расстояние, и из-за них руки не могли схватиться за край пандуса, но голова при этом работала абсолютно нормально.

Скатившись на дорогу, юноша немного полежал, глядя в рассветное небо, но потом на улице появились первые прохожие и потребовали, чтоб он убрался с пути. Он дотянулся до какой-то палки и с ее помощью принял вертикальное положение, а потом сделал несколько неуверенных шагов. Из окна третьего этажа захолустного домишки на него вылились помои и слегка взбодрили. Он даже не стал ругаться и мысленно поблагодарил раззяву, опорожнившего ведро и не удосужившегося сперва проверить, есть ли кто внизу.

Сумма нового долга, записанная на запястье куском угля, жгла Главку руку. Во время изнурительного путешествия к дому он прикидывал в уме, что еще можно продать. Пожалуй, леса на складе достаточно, а если не хватит, то к нему прибавится десяток рабов. Сначала эта мысль обрадовала, а потом Главк со всей отчетливостью понял, что смерть отца лишь ненадолго отсрочила неизбежное. Его судьба – лишиться всего и закончить свою жизнь в рабстве или какой-нибудь канаве с перерезанным горлом, потому что он не способен обуздать свою страсть к игре. Он отнял у родного человека те самые пресловутые минуты радости, о которых говорила Глафира, и ради чего?