«Он был злобным, мерзким стариком, – попытался успокоить себя юноша. – Вот взять хотя бы его распутное поведение. Он переспал со всеми рабынями в доме». Но тут же откуда-то из глубин сознания выплыл ехидный голос и возразил: «А ты-то чем лучше? Словно это не тебя застукали влезающим в окно к замужней женщине – жене твоего лучшего друга. Ты, как последняя скотина, дождался его отъезда и проник в дом, а потом еще врал, глядя ему в глаза. И теперь почему-то считаешь, что твой отец заслуживал смерти, а ты нет».
Доковыляв до ворот виллы, Главк уставился на них, постоял несколько минут, а потом развернулся и решительно направился к гостинице Галии. Там он потребовал немедленной встречи с Глафирой.
– Она, вероятно, еще спит, – запротестовала хозяйка.
Главк вытянулся в струнку, и, стараясь не дышать на женщину, проговорил:
– Скажи ей, что это очень важно!
Невзирая на неимоверные усилия произнести каждый звук максимально четко, слово «очень» прозвучало как «ошшень», а «скажи» превратилось в «сажжи». Галия настороженно прищурилась и потянула носом воздух.
– Да ты пьян, любезный!
– Неправда! – зачем-то вступил в спор Главк. – Я трезв, как трапезит в день сбора налогов. Но у меня есть тайна, которую я доверю только Глафире. Ш-ш-ш!
Он приложил палец к губам, выпустил палку и тут же потерял равновесие. Стремясь его восстановить, юноша отставил левую ногу назад и угодил прямо в клумбу с оранжевыми цветочками. Стебельки жалобно скрипнули под подошвой сандалии.
– Убирайся! – закричала хозяйка и замахнулась на него полотном с неоконченной вышивкой.
– Пожалуйста, не гони меня! – взмолился Главк, и по его щекам покатились горькие слезы.
– Что тут происходит? – требовательно спросила Ксантия, приближаясь к ним.
– Этот пьяница вытоптал мои цветы!
– Я пришел поговорить с Глафирой, а она не пускает!
– О чем?
– О смерти моего отца.
– Идем, – приказала девушка и подтолкнула его к двери дома.
– Но… – начала Галия.
– Не беспокойся, я прослежу, чтоб он никому не докучал и ничего не сломал.
Ученицу лекаря разбудили звуки перебранки. Спросонья она не могла разобрать фраз и слышала только общий тембр голосов: сердитый женский, проглатывающий согласные, и визгливый мужской, налегающий на шипящие. В первую минуту ей показалось, что это своеобразное пение, и даже приснилось, будто она снова стоит у сцены Гермопольского театра, и актеры разыгрывают встречу полководцев перед битвой. Потом Глафира проснулась, но звуки уже пропали. Она потянулась, сладко зевнула и завернулась в хитон.
В комнату вошла Ксантия.
– Одевайся скорее. Главк здесь, собирается что-то сказать нам по поводу убийства.
Глафира, ворча, взяла со столика фибулу и соединила края полотна на правом плече. Ее кудрявые волосы топорщились в беспорядке, но она решила заняться ими позже. Ранним утром ей меньше всего на свете хотелось выслушивать чьи бы то ни было признания, но деваться некуда.
– Зови, – вздохнула она и уселась на край кровати.
Главк шагнул в спальню с видом человека, попавшего в руки палачей и настроенного умереть с достоинством.
– Я убил своего отца, – заявил он.
Глафира подавила зевок, чтобы не портить торжественное мгновение.
– Это мы поняли сразу, – ответила Ксантия за двоих, хотя ее подруга ни о чем подобном не догадывалась. – Нас интересует, как ты дал ему яд.
Юноша вздохнул, сцепил руки в замок и завел рассказ о долгах, Загрее, проклятии Ниобы, визите к храму и сумасшедшей старухе, не упуская никаких деталей. Когда он умолк, Глафира разочарованно воскликнула:
– Что за бред! Если ты пришел признаваться, так признавайся, хватит водить нас за нос.
– Но я клянусь, так все и было! Это проклятие настоящее, говорю я вам! Ненормальная Тирия дала мне пустую амфору и велела поставить в спальне, никакого яда к ней не прилагалось, – он понизил голос. – Я навлек на отца беду, но убил его Аполлон.
– Послушай, – Ксантия мягко встряхнула его за плечи. – И рассуди сам: достаточно легко представить Аполлона в полном блеске, мечущего золотые стрелы. Но довольно трудно вообразить, как он крадется ночью в комнату старика и угощает его отравой. Ты не находишь?
Главк растерялся и даже улыбнулся:
– Да, пожалуй. Но вы бы видели, какой фокус проделала Тирия! Она заставила песок загореться в руках! И пламя было зеленым! Как такое объяснить?
– О, проще простого, – презрительно фыркнула Глафира. – Это самовозгорающийся порошок, который добывают долгим кипячением мочи. Кстати, он ядовитый, благодари богов, что ты выжил. Если, конечно, не врешь.
– Не похоже, – вступилась за него Ксантия. – Такую дикую чушь сочинить невозможно.
– Но где же все-таки был яд?! И к чему спектакль с храмом и старухой?
– Надо узнать кое-что у Рахотепа. А ты, Главк, возвращайся домой и помалкивай. Не вздумай разболтать своему приятелю Загрею, что говорил с нами.
Глава 17. По следам амфоры
– Думаешь, будет разумно явиться в храм Гора с расспросами? – спросила Глафира, укладывая перед серебряным зеркалом волосы. – Рахотеп не похож на человека, способного кого-либо убить, но ведь на впечатление полагаться нельзя.