Продавец приключений

Толик Слонов закончил свой рассказ, и вокруг установилась глубокая тишина. Все замерли: ждали, что скажет капитан. Ждали не только люди, но и птицы, и рыбы, слетевшиеся и приплывшие чуть ли не со всех концов океана, чтобы послушать историю Толика Слонова. Рыбы высунулись из воды, а птицы повисли над палубой, боясь пропустить хотя бы одно слово. Океан застыл, окаменел, поражённый необузданным тщеславием Толика Слонова. Кстати, я в это время выронил за борт свой перочинный нож, и тот даже не ушёл на дно, а так и остался лежать в ложбинке между неподвижной зыбью. И я просто перегнулся через борт и поднял его, ничуть не отключившись от происходящего.

Однако спешил я совершенно напрасно. Всё живое по-прежнему пребывало в полном оцепенении, поражённое невероятным честолюбием маленького, но явно опасного авантюриста.

Но вот наконец всё пришло в движение. Птицы и рыбы, бросив на Толика негодующий взгляд, отправились по своим делам. Мои друзья-моряки озабоченно потёрли свои виски и в один голос произнесли глубокомысленное «м-да». А Пыпин потёр руки, выражая откровенную радость.

Узнав слабое место в характере мальчика, хулиган уже заранее рассматривал его как удобное орудие для своих интриг.

– Да не бойтесь, – засмеялся Толик. – Всё равно бы нас выручал Иван Иванович.

– Толик, я ничего не умею. Учти это в следующий раз, – сказал я ему на ухо умоляющим шёпотом.

– А сегодня сумели? – громко возразил Толик.

– Мне просто удивительно повезло, – прошептал я, боясь, что услышат остальные.

– Ну, значит, и в другой раз повезёт, – уверенно ответил мальчик.

– Эх, Толик! И куда же смотрел твой класс? – спросил штурман Федя, первым нарушив молчание экипажа.

– А что класс? – загорячился мальчик. – Я им всем покажу, кто такой Толик Слонов! И мальчишкам всем, и всем девчонкам! А то: «Ты портишь нам картину успеваемости в целом», «Ты думаешь только о себе». А о ком ещё думать?

– Браво, Толик! Брáвиссимо! – поддержал его Пыпин, ставя, конечно, неправильное ударение в слове «брави́ссимо».

А я подумал, что четвёртый класс, в котором учился Толик, не нашёл к нему тонкого подхода. Видно, среди его одноклассниц не оказалось подходящей отличницы, сумевшей бы взять над Толиком шефство.

Тем временем молвил слово сам капитан, решивший подвести итоги нашей откровенной беседы.

– Послушай, что я скажу, мальчик, от имени всего экипажа, – озабоченно произнёс капитан. – Ты можешь ввергнуть и себя, и нас, и других людей в неисчислимые беды. Потому я, как главный на судне, запрещаю тебе, пока мы не придём в ближайший порт, покидать борт нашего корабля.

Пыпин удовлетворённо хихикнул. Он понимал, что решение капитана не понравится избалованному ребёнку и тогда Толика можно будет легко привлечь на свою сторону.

И точно: на лице мальчика появилась кислая гримаса.

– Дяденька капитан, за что? – захныкал Толик.

– В самом деле, за что? – провокационно подхватил Пыпин. – Ребёнку уже и поиграть нельзя?

– Я моря не видел четыре года, – продолжал сетовать Толик.

– Это у него присказка такая, – пояснил я всему экипажу.

В душе капитана завязалась мучительная борьба. На одной стороне выступала жалость к ребёнку, и он стеснялся крутых принятых мер. Достойным противником жалости был служебный долг. Он настойчиво напоминал капитану, что тот несёт ответственность за судьбу мальчика и вообще за весь белый свет.

– Так и быть. Я разрешаю тебе свободу передвижения, но только под присмотром юнги, – сказал капитан, вытирая вспотевший лоб.

Это было мудрое решение. Молодой капитан мужал прямо у нас на глазах.

Но к несчастью, в эти дни у меня выдалось много работы. Мне пришлось трижды совершенно случайно падать за борт и спасаться от морских хищников, которые уже давно, все эти пятьдесят лет, точили на меня свои зубы, шипы, пилы и молоты. Но я каждый раз проявлял исключительную находчивость и выручал себя ещё задолго до подхода спасательной шлюпки. Тёмные хищники не знали, что, когда я летел за борт, в воде прежде меня появлялось моё отражение, которое казалось и моложе, и упитаннее, чем сам оригинал. И пока они гонялись за пустым местом, мне удавалось обезоружить их поодиночке.

Лишённые средств нападения, хищники унылой оравой тащились за буксиром и умоляли меня на морском языке:

«Ванька, отдай оружие! Верни, мы больше не будем, честное слово».

В конце концов я вернул акулам зубы. Но не прежние смертоносные резцы, а безобидные вставные зубы из пластмассы. Чтобы им было чем жевать манную кашу. Потом я отдал остальным хищникам молоты и пилы, взяв у них обещание, что они сейчас же отправятся на ближайшую судоверфь, где строят деревянные баркасы, и наймутся пилить доски и забивать гвозди в обшивку рыбацких лодок.

Кроме этого, мне пришлось выполнять и другие обязанности, отведённые юнге на корабле ещё со времён парусного флота. Я по неопытности выводил из строя навигационные приборы, продувал по просьбе бывалых матросов на камбузе макароны и выполнял массу другой крайне нужной корабельной работы. И при всём при том ещё ухитрялся следить за Толиком и Пыпиным.