Продавец приключений

– Ах вот что? Но вообще-то, вы правы. Я понимаю ваше изумление, – задумчиво пробормотал пёс и даже лапой дотронулся до лба в глубоком раздумье. – Но дело в том, что я редкое исключение. Знаете пословицу: «С кем поведёшься, от того и наберёшься»? Ну конечно знаете. Так вот, я всю свою сознательную жизнь провёл среди людей. Вокруг только люди! Одни только люди! Признаться, я уже прожил на свете пятнадцать лет – целый кошачий век, – но ни разу не видел другого живого существа. Кроме человека, разумеется. Я животных знаю только по Брему. Перед вами, мой юный друг, кабинетный кот. Так сказать, кот-теоретик. Всю жизнь среди фолиантов. – Тут он забылся и рассеянно продекламировал: «…и днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом». Но это не обо мне, – вздохнул Аркадий, – к сожалению. Хотя могли бы и обо мне написать.

– Да какой же вы кот? – усмехнулся я. – Вы самая типичная собака.

– Это я собака? – возмутился спаниель. – И это вы говорите мне, чуть не прочитавшему все книги мира?

Тут бы и первокласснику стало ясно, что пёс до того зачитался, что перепутал всё на свете. А я-то принял его за настоящее привидение!

Я сел в другое кресло и снова заскучал.

А пёс провёл лапой перед глазами и пояснил:

– Это я снял воображаемые очки… Таким образом, вращаясь всё время среди людей, я волей-неволей овладел их языком. Правда, пока ещё не в совершенстве. Вы, наверное, обратили внимание на дефект моей речи. Да, да, я картавлю. И с орфографией у меня не всё в порядке. Вчера слово «молоко» написал через «а» – «малоко»! Может, потому, что его было мало – молока? Ну, если я даже и не прав, ничего, наверстаю!

Он и в самом деле картавил, плохо выговаривал букву «р». Но как бы то ни было, этот зазнайка-пёс довольно сносно говорил на человечьем языке, и с этим нельзя было ничего поделать.

А я зевал и думал: «Вот где-то люди встречают опасности и преодолевают их, а я, смелый и сильный мальчик, сижу и слушаю собаку, которая возомнила себя котом. И так проходят мои лучшие годы».

Я даже был согласен на то, чтобы в нашем доме вдруг появился страшный хулиган Пыпин. Так мне стало обидно. Ну чуть не до слёз.

– Скучаете? – спросил участливо пёс.

– Ещё как! – признался я и зевнул, не удержавшись.

– А всё потому, что вы пренебрегаете своим воображением. Не воображаете, а просто живёте. Вот хозяйские гости говорят: «Ваш Аркадий совершенно не знает жизни». Верно, не знаю и знать не хочу. Жизнь – неинтересная штука. Впрочем, это написано и на вашем лице. Сплошная скукота! Да, признаюсь, я не видел живых мышей. Ну и что? Хозяева всегда накормят. А вот воображение – это да! Оно может перенести тебя куда угодно!

– Как это? – не поверил я.

– А очень просто. Для этого нужно взять и перенестись. С помощью воображения.

– А что же ты сам никуда не перенёсся? – спросил я ехидно.

– Я-то? Я… уже перенёсся, – сказал пёс, почему-то замявшись.

– Да ты же здесь был всегда!

– Значит, перенёсся отсюда сюда, – пробормотал он, совсем изолгавшись.

Если бы собаки умели краснеть, он наверняка зажёгся бы алым пламенем. Я бы так ему и сказал, да тут затрезвонил телефон на всю квартиру.

Я бросился в гостиную и снял трубку.

– Квартира профессора? – спросил чей-то вкрадчивый голос. – Ну так вот, буксир «Перепёлкино», имея, как всегда, на борту юнгу Иван Ивановича и ответственный груз, уже вышел в открытое море! С приветом, Пыпин!

Я решил, что это шутка моих школьных друзей, и положил трубку, ехидно сказав:

– Спасибо за сообщение.

В другое время я бы и сам разыграл кого угодно, но сейчас мне было не до веселья. Мимо меня, можно сказать, бесцельно проходила моя собственная жизнь, и с этим ничего нельзя было поделать.

Закончив разговор, я вернулся в кабинет и, бросившись в кресло, сказал мечтательно псу:

– Вот бы и вправду попасть на буксир «Перепёлкино»!

– И чего ты на буксире не видел?

– Мне крайне необходимо прославиться. Чтобы сам юнга Иван Иванович померк рядом со мной. А ты всё равно не поймёшь! – сказал я, отмахнувшись.

– Ну и за чем дело? Возьми и перенесись на этот буксир, – ответил пёс, обижаясь.

«А что, если попробовать? – подумал я. – Терять мне всё равно нечего. Даже если и не выйдет».

Пёс разгадал моё намерение и напрягся, весь от влажного носа до кончика короткого хвоста.

– Ну, ну, чего же ты медлишь? – зашептал он, дрожа. Я представил огромный многопалубный буксир в открытом море и взял и перенёсся!

А вслед мне долетел ликующий голос пса:

– Получилось! Вышло!

Глава шестая, вписывающая новую страницу в историю воздухоплавания