Претерпевшие до конца. Том 2

Аня потрясённо взглянула на отца Сергия: ведь и в самом деле, прозорливый! И не по себе сделалось: как же это так он всю черноту её души увидит? Всё же, взяв себя в руки, рассказала о матери. Батюшка перекрестился:

– Царствие Небесное. Послужим сегодня… Ты вот что, Анюта, обожди меня у выхода. Я приём закончу, и пойдём с тобой к нам. Тогда и поговорим обо всём, и поисповедуемся.

Батюшка изменился не только внешне. Прежде вспыльчивый, подчас резкий, быстрый, ныне стал он застенчив и мягок, не выказывал ни упрёка, ни раздражения, а всё покрывал неиссякаемой любовью и лаской. При этом чувствовалось, что нервы его напряжены до предела. От его тепла и участия растаяла, помягчела и душа Ани, и по дороге до дачи она рассказала ему все свои горести и метания. Подчас ей казалось, что можно было бы и вовсе не говорить ни слова. Эти тёмные, пронзительные глаза словно вглядывались ей в душу, читая в ней, как в открытой книге, смотрели и сокрушались вместе с нею её бедам.

– Запуталась я, батюшка. Точно постоянно во мглу смотрю и ни огонька, ни тропинки не вижу. Что мне делать, скажите?

– Да надо ли тебе, Анюта, чтобы я и впрямь сказал тебе, что делать? – спросил отец Сергий.

– Отчего вы спрашиваете? Я ведь к вам за советом приехала – больше не у кого просить.

– Неправда. Совета всегда есть, у кого спрашивать. Бог-то и Пресвятая Его Матерь неизменно подле нас. А свой совет я тебе дам, коли серьёзно просишь, да только ты ведь не последуешь ему.

– Почему не последую? – растерялась Аня.

Отец Сергий внимательно посмотрел на неё, покачал головой:

– Анюта, Анюта, к чему лукавить и искать совета тогда, когда уже всё решено? Ведь ты уже всё решила, – произнёс он с расстановкой. – Но решения своего ты боишься, тебе плохо от него и ты у меня ищешь найти ему поддержку и благословение. Так вот напрасно, ибо я не поддержу и не благословлю.

– Я ничего не решала! – воскликнула Аня, останавливаясь. – Я за советом к вам приехала!

Отец Сергий остановился также, вновь качнул головой:

– Со мной-то лукавить пытаешься? – сказал с ласковым сожалением, словно мать журила набедокурившего ребёнка. – Что ж, я скажу тебе яснее и твёрже. Я не дам благословение на брак, не освящённый таинством венчания, который предварит исповедь обоих будущих супругов. Человек, о котором ты многое сказала, а ещё о большем постеснялась сказать, никогда не станет рисковать карьерой для этого. А ты… – снова проникающий в потаённые уголки сердца взгляд, – ты примешь его правила.

– А если нет другого выхода?..

– Выход есть всегда. Оставь Москву, приезжай сюда. Преподавай музыку в школе. У нас поживёшь, поисповедуешься, попричащаешься. На душе-то и прояснится, и полегчает. Чем тебе не выход?

Аня не ответила. Впереди у неё было окончание консерватории, сцена, певческая карьера, успех которой ей все прочили, дело, о котором она так мечтала, единственная мечта, которая ещё уцелела. И – отказаться?

– Простите, батюшка… – сказала она устало. – Вы правы, мне не следовало приходить.

– Ещё чего придумала! Не следовало! – отец Сергий подхватил её под руку и, ускорив шаг, повёл к показавшемуся на горизонте дому. – Обязательно следовало! Ты сколько лет не была у меня? Сколько лет своей душе позволяла сорной травой зарастать? А мы с тобой эти заросли прополем вместе. Глядишь, и окажется, что твоя мгла – это их гуща.

– Я, батюшка, завтра домой уже… Александр Порфирьевич там один, я нужна ему…

– Что ж, хоть ночь ещё впереди.

– Да ведь вы утомились, батюшка. Вам бы отдохнуть, а не со мной возиться…

Отец Сергий оставил без внимания её замечание. Дома он отдохнул совсем недолго, а затем, отслужив вечерю и заупокойную по новопреставленной Аглае, поужинал и увёл Аню к себе. Разговор получился тяжёлый, но на душе после него стало легче, словно бы омыли её ледяной ключевой водой. Просветлённая и бесконечно уставшая Аня не заметила, как уснула, прикорнув на диване.

Батюшка разбудил её утром. Сказал тепло:

– Просыпайся, Анюта. Помолимся, позавтракаем, и я провожу тебя на поезд, если ты не передумала ехать.

– Меня ждёт дядя Саша… – машинально повторила Аня.

Отец Сергий не ответил. Подойдя к ней, он надел ей на шею крестик:

– Вот, носи впредь. Негоже креста не носить.

После завтрака они отправились на вокзал. Белый, пушистый снег ослепительно сиял на солнце, и приходилось постоянно жмурить слезящиеся глаза.

– Молись Господу, проси Его, чтобы снял Он с тебя тесноту, замыкание в себе, чтобы получила ты расширенное сердце, – наставлял батюшка. – Мы должны теснее сплотиться друг с другом, по-настоящему любить друг друга, носить тяготы друг друга. Сейчас, в эти страшные дни, нельзя носиться только с собой, со своими горестями и радостями. Каждому предстоит в меру его сил чаша испытаний. Много легче будет вынести их, если сохранится любовное единение друг с другом. В Москве и поблизости ещё остались наши маросейцы, обращайся к ним, общайся с ними. Ведь ты часть нашей семьи, как была и твоя мать. Приезжай и ко мне, как только сможешь. Тебе необходимо исповедоваться.