– Да, за Варса Викулова. Или, может, ты предпочитаешь этого учительского сынка Надёжина с его мракобесной семейкой?
– Саня Надёжин мой друг.
– Пускай так. Но ты должна выйти замуж за человека, который сможет обеспечить твоё будущее. Ты ведь хочешь петь на сцене? Представь же, сколько негодяев будут преследовать тебя, ища твоей благосклонности! И не все, имей ввиду, будут соблюдать приличия, потому что найдутся такие, у кого будет власть, и для кого никакие законы не писаны. Ты хочешь оказаться с ними один на один? Стать игрушкой в руках таких мерзавцев? Твоё спасение, твоя жизнь зависит от одного – будет ли рядом с тобой человек, способный тебя защитить. Варс – именно такой человек! К тому же он любит тебя.
– Да, любит… – сквозь слёзы проронила Аня, вспомнив то участие, с которым все эти дни относился к ней Викулов. – Но мне никто не нужен… Никто! Никто!
– Это ты говоришь теперь, потому что тебе больно из-за… вероломного предательства этого мальчишки…
– Не надо!
– Надо. Я очень хорошо понимаю тебя, девочка. Но это пройдёт. Ты захочешь жить, любить, иметь семью и детей. Естественных потребностей живого человека не может отменить никакая обида. Вот, только потом может быть поздно. Поэтому я очень прошу тебя, Аня. Пообещай мне, что выполнишь эту мою волю, выйдешь замуж за Варса. Успокой меня, очень тебя прошу!
В голосе Александра Порфирьевича было столько мольбы и живого страдания, что Аня, наконец, не выдержала – разрыдалась отчаянно, уткнувшись лбом в его укрытые пледом колени. Он гладил её по волосам дрожащей рукой и продолжал заклинать:
– Всё пройдёт, девочка, ты так молода, хороша собой… И всё у тебя будет хорошо. Ты только послушайся меня. Пообещай. Дай мне уйти с миром…
– Хорошо… Я сделаю, как ты просишь… – слабо откликнулась Аня. – Только дай хотя бы прийти в себя от смерти матери, не мучай меня сейчас!
– Хорошо-хорошо! – торопливо закивал отчим. – Я верю твоему обещанию и более ни словом не огорчу тебя, моя дорогая. Ты ведь последнее, что у меня осталось! И ничего, кроме твоего счастья, я больше не хочу.
Она дала обещание… И от этого на душе стало ещё более черно – словно в беззвёздном ночном небе. Никогда ещё Аня не чувствовала такого пронзительного одиночества. Петя оставил её, уехал и не давал о себе знать. Мать погибла… Так глупо, так нелепо и страшно… Отчего ей должно было погибнуть именно так жутко? Чтобы колёса поезда искалечили её, и она умерла, истекая кровью?.. Вдали от дома, безо всякого смысла, в расцвете лет… Когда человек гибнет на войне, или спасая другого человека, или умирает от болезни или старости – это горько, но с этим как-то можно примириться. Но нелепая случайность! Да ещё такая варварски жестокая! Нестерпимо, нестерпимо…
Где-то за тысячи километров отсюда ещё ничего не знала тётя Мари и дядя Алёша. Если бы они были здесь, было бы легче. Но их нет. И даже Сани, верного Сани нет, потому что он уехал с Таиской за дядей Серёжей и всё ещё не вернулся.
А ещё где-то же есть отец. Родной отец, лишь однажды виденный, незнакомый. И он тоже ничего ещё не знает, и в этом его счастье. Если бы найти его, поговорить, посмотреть в глаза…
Никого нет. Только больной, умирающий отчим и заботливый, всегда готовый помочь Варс. Может, и прав дядя Саша? И давно пора расстаться с сентиментальными мечтами, жить, как живут все. Ведь когда-то, действительно, нужно будет создавать семью, и нужно иметь кого-то рядом. Отчего бы таким человеком не быть Варсу? Разве он хуже других? Конечно, он коммунист, атеист и сотрудник ведомства, название которого произносят шёпотом и с оглядкой. Но он совсем не похож на обычных коммунистов. С ним, в сущности, всегда приятно проводить время. Он добр, терпелив и, действительно, любит её. Даже ни разу не позволил себе чрезмерного напора, ни разу не обидел, не допустил бестактности. Но отчего же так тяжела мысль о браке с ним?
Был, однако же, ещё один человек, кому можно было поведать своё горе. Когда-то обронила мать, точно будущее провидя:
– Если будет тебе тяжко, а меня вдруг не будет рядом, ты иди к отцу Сергию, его совета спроси.
Отец Сергий! Как лучом света из детства озарило… Вспомнилось, как мать впервые привела её на Маросейку и после удивительно красивой службы подвела к молодому батюшке с необычайно пронзительными глазами. Это была первая исповедь Ани. И сперва ей было немного страшно, но батюшка был столь ласков, что она сразу потянулась к нему. Ей было странно, отчего он не спрашивает её о грехах, не корит, не внушает строго, а лишь тепло расспрашивает о ней самой, о её жизни, о семье. Мать потом объяснила:
– Это отец Сергий тебя в свою семью принимал.