Претерпевшие до конца. Том 2

– Завтра в полдень я пошлю к арыку кого-нибудь из своих, чтобы передали вам кое-какую корреспонденцию. Признаюсь, отче, меня томит предчувствие, что скоро всё кончится… Не для Церкви, конечно. И не для вас… Но для меня. Ко мне приехали родные, и я рад им, но в то же время хочу, чтобы они уехали как можно скорее, иначе под удар могут попасть и они. Если бы достаточно было мне одному принести себя в жертву, чтобы никто больше не пострадал, я бы с радостью пошёл на это! Но моя жизнь слишком ничтожна… Единственное, что придаёт мне крепости – это верность, твердость и ревность истинных чад Христовой Церкви. В этом – моя жизнь, сила и спасение. А измена, расслабление и равнодушие их – моя гибель, мое поражение и уничтожение. Некоторые считают народ бессмысленным, готовым идти всего-навсего за «белым клобуком», не разбирая личности. Жизнь должна испробовать этот взгляд на деле. Если «легализовавшиеся» восторжествуют всецело, как уронится этим «народ»! Если же этого не случится, как он поднимется и еще в наших страдальческих глазах! Мы убедимся тогда, что стоило пострадать за этот народ, и не тяжки будут за него эти страдания. Но если… если иначе… – митрополит запнулся, разволновавшись, качнул головой: -Да избавит Господь от непосильных страданий!

До арыка оставалось пройти недолго, и митрополит остановился, сказал хранившему молчание отцу Вениамину:

– Вы идите первым, а я немного обожду, чтобы нас не видели вместе.

– Благословите, владыка! – «дервиш» склонился, сложив руки, и владыка благословил его, добавил на прощанье, напутствуя:

– Ничего, отче. Не может быть, чтобы все наши муки, наше стояние оказались напрасными. Власть борется не с нами, не с Истинной Православной Церковью, а с Ним, Богом, Которого никто не победит. И наше поражение, ссылка, заточение в тюрьмы и тому подобное не может быть Его, Бога, поражением. Смерть мучеников за Церковь есть победа над насилием, а не поражение. К тому же я твёрдо верю, что никакими репрессиями наше течение уже не может быть уничтожено. Наши идеи, стойкость в чистоте Православия пустили слишком глубокие корни. А от них, если даже срублены будут старые деревья, вновь взойдут побеги, и Церковь будет жить, несмотря ни на что.

Глава 6. В Красном городе

Ещё три десятилетия назад тихий городок Царевококшайск, насчитывавший тринадцать улиц и триста строений, заселённых за редким исключением сплошь русскими, не подозревал о том, что он – отнюдь не русский провинциальный город, а самая что ни на есть столица марийского народа. Большевики исправили эту историческую несправедливость «великодержавных шовинистов» в отношении марийцев, и в 1936 году практически в центре России, рядом с Нижегородской областью, была образована Марийская автономная советская социалистическая республика, а Церевококшайск, ставший ещё в 1920 году Краснокошайском, отныне окончательно покончил с «рабским прошлым» и получил гордое имя – Йошкар-ола (Красный город).

Сюда-то по окончании пятилетнего тюремного заключения был сослан старый и немощный епископ Сергий (Дружинин). Кто бы мог подумать, что на заре «иосифлянства» многие считали владыку недостаточно решительным, а то и вовсе безвольным, слабым и даже подозревали в «сергианстве», не доверяли твёрдости его стояния в истине. Но подлинное исповедничество проявляется в самые тяжёлые мгновения. Именно так случилось с епископом Сергием.

Пожалуй, никто или почти никто из архиереев не был столь прямодушен на допросах. Арестованный владыка пренебрёг всякой дипломатией, уклончивостью, обычными «играми», которые пытаются вести со следователями искусные в слове подследственные. Он предпочёл путь твёрдого исповедания своих взглядов не только по церковным, но и по политическим вопросам.