Преступление и наказание, Часть 2

"You must forgive in the hour of death, that's a sin, madam, such feelings are a great sin."	- Простить бы надо в предсмертный час, а это грех, сударыня, таковые чувства большой грех!
Katerina Ivanovna was busy with the dying man; she was giving him water, wiping the blood and sweat from his head, setting his pillow straight, and had only turned now and then for a moment to address the priest.	Катерина Ивановна суетилась около больного, она подавала ему пить, обтирала пот и кровь с головы, оправляла подушки и разговаривала с священником, изредка успевая оборотиться к нему между делом.
Now she flew at him almost in a frenzy.	Теперь же она вдруг набросилась на него почти в исступлении.
"Ah, father!	- Эх, батюшка!
That's words and only words!	Слова да слова одни!
Forgive!	Простить!
If he'd not been run over, he'd have come home to-day drunk and his only shirt dirty and in rags and he'd have fallen asleep like a log, and I should have been sousing and rinsing till daybreak, washing his rags and the children's and then drying them by the window and as soon as it was daylight I should have been darning them.	Вот он пришел бы сегодня пьяный, как бы не раздавили-то, рубашка-то на нем одна, вся заношенная, да в лохмотьях, так он бы завалился дрыхнуть, а я бы до рассвета в воде полоскалась, обноски бы его да детские мыла, да потом высушила бы за окном, да тут же, как рассветет, и штопать бы села, - вот моя и ночь!..
That's how I spend my nights!...	Так чего уж тут про прощение говорить!
What's the use of talking of forgiveness!	И то простила!
I have forgiven as it is!"	Глубокий, страшный кашель прервал ее слова.
A terrible hollow cough interrupted her words. She put her handkerchief to her lips and showed it to the priest, pressing her other hand to her aching chest.	Оно отхаркнулась в платок и сунула его напоказ священнику, с болью придерживая другою рукой грудь.
The handkerchief was covered with blood.	Платок был весь в крови...
The priest bowed his head and said nothing.	Священник поник головой и не сказал ничего.
Marmeladov was in the last agony; he did not take his eyes off the face of Katerina Ivanovna, who was bending over him again.	Мармеладов был в последней агонии; он не отводил своих глаз от лица Катерины Ивановны, склонившейся снова над ним.
He kept trying to say something to her; he began moving his tongue with difficulty and articulating indistinctly, but Katerina Ivanovna, understanding that he wanted to ask her forgiveness, called peremptorily to him:	Ему все хотелось что-то ей сказать; он было и начал, с усилием шевеля языком и неясно выговаривая слова, но Катерина Ивановна, понявшая, что он хочет просить у ней прощения, тотчас же повелительно крикнула на него:
"Be silent!	- Молчи-и-и!
No need!	Не надо!..
I know what you want to say!"	Знаю, что хочешь сказать!..
And the sick man was silent, but at the same instant his wandering eyes strayed to the doorway and he saw Sonia.	- И больной умолк; но в ту же минуту блуждающий взгляд его упал на дверь, и он увидал Соню...
Till then he had not noticed her: she was standing in the shadow in a corner.	До сих пор он не замечал ее: она стояла в углу и в тени.
"Who's that?	- Кто это?