Уже знакомые с непревзойденным умением Сезии готовить, гости не заставили себя упрашивать. В комнате остался один Ревенд, растерянно озирающийся вокруг и не знающий, что ему делать. Из кухни вышла Ингода и, увидев топчущегося на месте юношу, улыбнулась.
– Что же ты стоишь? – сказала она. – Ужин стынет.
– Но… меня не приглашали, и вообще… – промямлил Ревенд. Немногословная Ингода подошла и просто взяла его за руку.
– Ужин стынет, – повторила девушка, и племянник философа покорно пошел за ней, ведомый за руку, словно нерадивый ребенок терпеливой матерью.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Неподалеку от столичной резиденции немедийских королей, подальше от кишащих крысами и нищими окраин Бельверуса, располагался богатый квартал, метко прозванный в народе Золотой Пуп. Здесь обитали преимущественно дворяне – придворные вельможи, офицеры, бароны, верховные священнослужители и просто знатные аристократы, прожигатели жизни и отцовских денег. Каменные особняки, один другого больше и кичливее, призваны были доказать величие хозяина. По фасаду зданий, везде, где только можно, были наляпаны гербы владельцев и аршинными буквами выведены их родовые девизы. По бокам парадного входа на посетителей скалились различные драконы, медведи, львы, мантикоры и прочая нечисть, долженствующая внушить почтение перед хозяевами. Окна были украшены затейливыми витражами, дабы доказать даже случайному прохожему, что живущие в доме ценят искусство. Из палисадников доносился запах экзотических растений, каковой должен был ввергнуть в черную зависть соседей и заставить их надавать зуботычин своим садовникам. Словом, всякий чужак, зашедший сюда, должен был остро ощутить свое ничтожество и поскорее убраться восвояси.
Правда, четверо идущих по одной из хорошо вымощенных улиц квартала Золотой Пуп людей, по-видимому, не спешили падать ниц и лобызать каменные лапы привратных львов. Они равнодушно проходили мимо роскошных зданий, богатых карет, суровых лакеев, разряженных дам… Впрочем, на дам один из них – мускулистый черноволосый гигант с мечом в заплечных ножнах – обращал внимание, но отнюдь не почтительное. Под острым взглядом его голубых глаз дамы невольно краснели, словно ощущая шорох стягиваемого с них платья. Идущий следом за гигантом коротышка казался вырезанным из дерева – до того бесстрастным было его лицо. Сопровождающие их юноша с пламенным взглядом и средних лет мужчина, задумчиво шевелящий губами, выглядели вообще существами не от мира сего.
На самом деле, Конан рассматривал жен и дочерей вельмож лишь для того, чтобы хоть немного скрасить предстоящий визит к пресловутым заговорщикам. Конан уже успел побывать во многих странах, и везде знать была надутой и спесивой до невозможности. Каждый захудалый дворянчик, владелец грязного замка и полусотни заморенных голодом крестьян, считал своим долгом выразить свое пренебрежение безродному киммерийцу. Даже знакомство с мечом или кулаком варвара не всегда могло выбить из аристократов их врожденное самомнение. Поэтому у Конана даже сводило скулы от мысли, что сейчас ему придется встретиться с очередными представителями высшего сословия и терпеть их косые взгляды. Особенно удручало, что при этом нельзя будет слегка посбивать с них спесь – перед выходом Ринга провела с Конаном беседу, в которой недвусмысленно предостерегла киммерийца от возможных инцидентов.
Ревенд торопливо шел рядом с киммерийцем, стараясь подладиться под его широкий шаг. Конану казалось, что по лицу юноши любой распознает, что они идут на тайное сборище. Ревенд непрерывно оглядывался, вытягивая шею, рыскал взглядом по переулкам и шарахался от попадающихся навстречу конных гвардейцев, патрулирующих Золотой Пуп с похвальной и недоступной в других кварталах города тщательностью. Под полой плаща племянник философа прятал неведомо как попавший к нему кхитайский крис – Конан подозревал, что Ревенд собирается торжественно воткнуть его себе в сердце в случае ареста. О другом предназначении оружия юноша явно не имел понятия, так же, как и его дядюшка. Почтенный философ, погруженный в какие-то свои думы, что-то бормотал, иногда размахивал руками и постоянно отставал от своих спутников. Похоже было, что он воображает себя читающим с кафедры лекцию студентам, а об истинной цели их пути доктор Бебедор уже успел прочно забыть.
Проходя мимо какой-то лавки, Конан обратил внимание на небольшую толпу, в центре которой явно кого-то били. Каждый хриплый вскрик жертвы зрители встречали одобрительным гулом, предназначавшимся экзекуторам. До Конана долетел жалобный призыв избиваемого о помощи, сопроводившийся новой порцией ударов. Мораддин напрягся и нерешительно посмотрел в ту сторону.
– Охота тебе ввязываться? – пробурчал Конан, разгадав намерение друга. – Еще и тебе всыплют.
– Не люблю, когда несколько человек нападают на одного, – сухо ответил Мораддин и поморщился. – Трусам и подлецам надо указывать их место.
Тут на Конана сзади налетел доктор Бебедор, задумавшийся и не заметивший, что его спутники остановились.