Престол Немедии

Варвар и полугном кинулись на вооруженных парней как самых опасных противников. Те неумело попытались сопротивляться, замахиваясь на Конана и его спутников дубинками и стараясь пырнуть их ножом. Конечно, трудно ожидать от простых горожан знания того, что против мечей нож и дубинка ничего не стоят, но все-таки Конан ожидал от них больше здравого смысла. Киммерийцу и полугному пришлось убить и покалечить пятерых, пока остальные сообразили, что дело пошло не так, как они рассчитывали, и устроить на забаву избиение странных чужаков не удастся. Толпа поспешно раздалась в стороны, избегая встречи с безжалостными мечами Конана и Мораддина. Под защитой их оружия почтенный философ тащил за руку своего незадачливого племянника. Ревенд, уже понявший, что одних горячих слов согражданам явно недостаточно, угрожающе выставил перед собой крис.

Вырвавшись из толпы, Конан и его товарищи свернули в ближайший проулок. Впрочем, преследовать их никто не собирался. Вдали раздавался стук копыт конной стражи, и участники столкновения сами спешили убраться восвояси, по опыту зная, что стражники не станут разбираться, кто прав, а кто нет. В Золотом Пупе мелкому люду – лавочникам, слугам, ремесленникам – нечего было рассчитывать на снисходительность охранителей порядка.

Конан засунул меч обратно в заплечные ножны и сердито взглянул на Мораддина.

– Я же говорил – не ввязывайся! – буркнул он. – Учу тебя уму-разуму, учу, а толку никакого… Добро бы, этот молокосос полез, а тебе в твоем возрасте такая дурь не к лицу.

В ответ полугном лишь молча пожал плечами, давая понять, что в этом вопросе мнение друга для него не слишком авторитетно.

– Позволь поблагодарить тебя, Конан, и тебя, Мораддин, за то, что не дали этим людям обидеть моего племянника, – мягко произнес Бебедор. – Но, друзья мои, мне все же кажется, что не стоило убивать их, ибо они не ведали, что творят. Увы, мои сограждане темны и жестоки, но брать на себя бремя смертоубийства…

– А мы что, должны были им поклониться и вежливенько попросить убраться с дороги? – ядовито заметил Конан. – Нет уж! Если кто против меня оружие обнажил – пусть получает сполна. Жизнь у меня всего одна, и я намерен еще ею попользоваться. Знавал я одного проповедника в Шадизаре, тоже все толковал о мире да о братстве, оружия не носил. Ну и что? Пристукнул его какой-то бродяга за пару монет. И кому от этого стало легче? Я не разбойник какой, на мирных людей не нападаю. Но если кто-то встанет мне поперек пути – я удар смягчать не стану!

– Какая славянинская сила! – с восхищением сказал Бебедор, выслушав речь варвара. – Типичный волюнтарист!

– Ты, мэтр, не заговаривайся! – побагровел Конан. – Я такими вещами не занимаюсь! С женщинами – пожалуйста, а это… А что киммериец, так я не стыжусь. Уроженец ваших просвещенных стран и половины тех передряг не прошел бы, что на мою долю выпадали.

Внезапно кто-то тихо тронул Мораддина за локоть. Он обернулся. На него смотрели темные глаза давешнего бродяги.

– Благодарю вас, месьоры, – печально произнес нищий, вытирая все еще сочившуюся из губы кровь. – Вашему вмешательству я обязан своей жизнью. Увы, мне нечем отблагодарить вас, кроме слов признательности…

Конан дружески хлопнул нищего по тощему плечу.

– Ничего, парень, – дружелюбно заметил киммериец. – Хоть это была и не моя идея, но я рад, что мы проучили это шакалье отродье. А ты, уж если взялся воровать, так смотри в оба. Тут с налета не возьмешь, хитрость и осторожность нужна. Знаешь, народ ой как любит воров дубасить!

– Просто они не знают, что такое голод, – тихо сказал бродяга, и губы его искривились. – Я тоже не знал до недавнего времени. О Митра, если б тогда кто-то мне рассказал, что я буду воровать булку у ничтожного лавочника, я велел бы бросить его в Каземат как порочащего честь монарха!

Конан и Мораддин переглянулись. Все было ясно – бедняга не выдержал ударов судьбы, доведшей его до нищенства, и спятил. Такое случалось нередко – по дорогам бродили толпы блаженных, тронувшихся умом от горя, голода или болезней. Их жалели, слушали их невнятные рассказы и давали кусок хлеба. Даже стража и разбойники не трогали несчастных – убить блаженного считалось тяжким грехом. Были и такие, что считали себя посланцами богов, королями созданной их больным воображением страны или могучими чародеями. Этих особенно любили мальчишки – они бессердечно издевались над ними, встречая взрывами хохота угрозы испепелить их молнией или послать на виселицу.

Ревенд с жалостью посмотрел на нищего и, порывшись в карманах, вытащил несколько медных талеров и вручил ему. Бродяга зажал деньги в грязной и исцарапанной ладони.

– Благодарю, месьор, – глухо проговорил он. – Ты спас от голодной смерти короля Немедии.

Сзади послышались крики, свист хлыста и ругань гвардейцев, разгоняющих остатки зевак, наблюдавших за дракой. Нищий втянул голову в плечи и торопливо юркнул в ближайший переулок. Видно, ему уже доводилось встречаться со стражами порядка, и он не слишком желал повторения. Конан и его спутники ускорили шаги.