Читаем Повседневность Средневековья полностью

Вступление во взрослую жизнь связано было не только с получением социального, имущественного статуса. Общество требовало от своих членов послушания, умеренности, разумной трезвости, обязательного подчинения законам и нормам своей социальной группы. Каждый приставлен божественным провидением к своему месту и должен честно следовать своему предназначению, утверждал в XIII в. францисканец Бертольд Регенсбургский. Старость наступала рано: 40-летний, а тем более 50-летний человек воспринимался как старик. В средневековом обществе человек ценился в пору расцвета своей физической силы, а его накопленный опыт, состояние, титул заставляли считаться с ним. Геронтократии — реальной власти, получаемой на основе высокого возрастного ценза, в Средневековье не существовало. Более того, в суровом мире старики зачастую становились обременительны для своих семей, так как, теряя трудоспособность, они нуждались в уходе и содержании. Неблагодарность детей по отношению к родителям служит излюбленным сюжетом проповеди. Это явление распространено и в рыцарской среде. Молодые сеньоры отказывались повиноваться своим отцам, иногда выступая против них с оружием в руках. Чтобы сохранить для потомков пример такой феодальной усобицы, английский король Генрих II приказал изобразить себя в виде орла, атакуемого своими птенцами. В целом, однако, средневековое общество не знало межгенерационных конфликтов.

Среди «возрастов жизни» два выделяются особо: они имеют не абстрактный, понятийный, придуманный клириками характер, а выражают саму средневековую реальность. Это — детство и юность. Первый «возраст» интересен странным отсутствием упоминаний где-либо о своих представителях: детство есть, а вот детей как будто и нет. Некая мистика, подобная улыбке уже исчезнувшего Чеширского кота. «А были ли дети на средневековом Западе?» — задают риторический вопрос медиевисты. Если пытаться дать на него ответ, используя материалы произведений искусства, литературы, проповедей священников, то следует ответить отрицательно. Официальная культура игнорировала существование детей. Даже ангелы вплоть до XIII в. изображались только взрослыми, зачастую бородатыми мужчинами, а не милыми пухлыми младенцами.

Цивилизация Средневековья — «цивилизация взрослых» (Ф. Арес). О детях мало заботились, они не были цементирующим элементом семьи, к их смерти относились спокойно. Это время лишено особой теплоты, внимания к детству, которое воспринималось как период неполноценности, несамостоятельности, недоразвитости, а сам маленький человек — как носитель этих негативных качеств: дурак, бесстыдник, урод. Ребенок был предоставлен сам себе — прагматичное Средневековье не относилось с умилением к детству. И только с ростом городов дети «появляются» на городских улицах и в школах, завоевывают самостоятельность. Детство приобретет права гражданства с развитием бюргерства в эпоху Возрождения и Нового времени.

Второй особенный «возраст» — юность. В преддверии будущей инициации молодые люди пользуются исключительными правами на разгульную жизнь, игру, бродяжничество, попрание тех жизненных норм, которые признаны и узаконены обществом. Юность связана с представлениями о могучей силе природной стихии, о кипении и бурлении весеннего половодья. В сельских хтонических культах деревенская молодёжь, с одной стороны, своим участием обеспечивала благополучие природного цикла, а с другой — постигала необходимые для будущей жизни обряды. Как буйно расцветает весной природа, так бушуют чувства в юности, подвластные молодому кипению крови. Клирики, школяры, подмастерья с их особым образом жизни создают собственную культуру, точнее — субкультуру, анормативную и асоциальную, которая принципиально не поддаётся упорядочению и регламентации. С окончанием этого периода они должны отказаться от эмоционально-разгульного образа жизни, беззаботности, принять на себя определённые обязательства. Вступление во взрослую жизнь знаменует собой переход к трезвому сознательному поведению, присущему зрелому возрасту.

<p>Глава VIII</p><p>Материальные структуры</p><p>Варваризация</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология