Читаем Повседневность Средневековья полностью

Идея цикличности не исчерпывала всего богатства средневекового представления о времени. Более высокое, «учёное» время клириков развертывалось линейно. Это история рода человеческого, вплетаемая в событийную канву священной истории. Обе они имеют единый вектор движения — из прошлого в будущее, единое начало и конец. Начало — это божественное сотворение мира, Адам и Ева, далее следовали эпизоды библейской истории, плавно перетекавшие в средневековую хронику. Правда, под естественной историей понимали всё тот же «шестоднев» божественного творения. И, наконец, мирская, человеческая история имеет свое подлинное и непреложное окончание — Страшный суд.

Джотто ди Бондоне. Страшный суд. 1306

Христианская хронология разделяет линейность времени на полярные отрезки: до и после рождения Иисуса Христа. От этого кардинального события разнонаправленно меняется судьба всех когда-либо существовавших людей: поголовная гибель язычников сменяется спасением христиан, обещанным искупительной жертвой Христа. Наряду с ветхозаветными праведниками могли быть спасены отдельные популярные личности античной истории: Александр Македонский, император Траян, Аристотель, Вергилий и другие.

Мирская история мыслилась как передача власти в основном с Востока на Запад: «свет идёт с Востока», а также как постепенная деградация человечества. Шесть возрастов человека аналогичны возрастам человеческой истории. Те и другие идут к расцвету, а затем — к дряхлости, старческой немощи. Линейное время находится в оппозиции к важнейшему понятию средневекового общества — вечности. Она существовала до сотворения мира, она была в начале времён, и она же пребудет после его конца. Противопоставление «вечность — время» лишь способствовало умалению самого понятия времени так же, как и повседневной жизни каждого отдельного человека. Всё мирское принадлежит времени, оно преходяще, оно — суета сует и достойно презрения, о чём написано немало литературных и теологических сочинений, как, например, трактат Иннокентия III «О презрении к миру».

Время понимается в линейном движении, то есть прошлое, настоящее и будущее не дифференцировано в массовом сознании. Исторические эпохи путаются, сливаются и меняются местами, чему способствуют повторяемые из года в год инсценировки Священного Писания. Христианская литургия, однако же, требовала чрезвычайно скрупулёзной датировки событий, конечно, важных с точки зрения христианского учения. Например, образованные христиане могли без запинки ответить на «сложные» для современного человека вопросы: сколько времени Адам и Ева пребывали в раю? — семь часов; сколько часов пребывал Иисус в смерти? — сорок…

Линейное, или цикличное, патриархальное средневековое время постепенно уходит в прошлое вместе с примитивными способами его отсчёта. С ростом городов, развитием ремесел, зарождением буржуазных отношений формируется новый взгляд, назревает всё более настоятельная потребность в точном хронометраже. Купцы, ремесленники, организаторы первых мануфактур начинают осознавать время как принадлежащую им ценность: возникает практика удлинения рабочего дня, работы при искусственном освещении. Всё шире распространяются кредитные операции, ссуда денег, ранее запрещённая: церковь осуждала ростовщичество и ссудный процент как плату за время, принадлежащее Богу. Христиане не могли заниматься этой деятельностью, и она была отдана на откуп неверным — иудеям. В XIII в. начало рабочего дня возвещалось в городах либо звуком трубы стражников, либо звоном рабочего колокола в ремесленных центрах. Начиная с XIV в. получили распространение башенные часы с боём, сооружаемые на светских городских зданиях. Время делается дискретным, дробится на равные промежутки. Первые механические часы имели одну стрелку — часовую: они показывали в суточном цикле только часы. Минута появится позднее, уже в XV в.

Конечно, эти часы были примитивны, ненадежны, часто выходили из строя. Но начало было положено. Нарождающаяся буржуазия несла с собой новый взгляд на окружающий мир, в том числе и на время. Пусть в XIV в. это не проявилось со всей очевидностью, но механические часы уже подорвали средневековую церковную монополию. Они начали отсчёт времени новой исторической эпохи.

<p>«Возрасты жизни»</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология