Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Самодур Шидловский, основной девиз которого ограничивался словами «Не позволю!», как-то послал своего чиновника в казённую палату для сверки счетов по приходу и расходу земских сборов. Салтыков взрывается от гнева и прогоняет чиновника вон из палаты. Когда же чиновник появляется в палате вторично, Салтыков не выдерживает и пишет жалобу на губернатора в Петербург, в которой он просит оградить палату от гнёта беспрерывных и незаконных ревизий со стороны Шидловского. Он сам несёт пакет с жалобой на почту и по пути встречает какую-то знакомую даму.

– Куда это вы, Михаил Евграфович? – спрашивает удивлённо дама.

– Иду Мишку травить, – отвечает он, размахивая пакетом.

– Какого Мишку?

– А вон, что залез в высокую берлогу. – При этих словах Михаил Евграфович указывает на окна губернаторского дома.

– А! – догадывается дама. – Верно, жалобу на губернатора хотите отправить?

– Покойней будет на душе, когда сам в подлеца камень бросишь, – отвечает Салтыков.

Потом писатель выведет Шидловского в памфлете «Губернатор с фаршированной головой».

Шидловский нажаловался на «беспокойного» Салтыкова шефу III отделения графу П.А.Шувалову, тот доложил Александру II, и император приказал убрать беспокойного чиновника из Тулы. «Беспокойный» чиновник пошёл на приём к Шувалову и стал выяснять, на каких основаниях он получил такое клеймо. Первый жандарм России начал отнекиваться и отговариваться, но Салтыков взял с него обещание доложить обо всём государю.

Естественно, Шувалов, если и доложил о своей беседе с Салтыковым императору, то наверняка представил всё в искажённом виде. Но, думается, такого доклада вовсе и не было.

Кстати, на место председателя казённой палаты в Рязани рязанский губернатор Н.А.Болдарёв (1866—1873) метил своего родственника М. Когда он узнал, что на это место был назначен Салтыков, то затаил по отношению к нему неприязнь, отчего между ними сразу установились холодные натянутые отношения. Не улучшил эти отношения и первый визит Михаила Евграфовича к Николаю Аркадьевичу. Салтыков вошёл к губернатору со словами:

– Ну, вот и я, ваше превосходительство!

Губернатор рассыпался в любезностях и стал уверять, что рад с ним познакомиться.

– Спасибо, спасибо, ваше превосходительство, – хмурым тоном перебил губернатора Салтыков. – Очень благодарен и тронут. А вот министр просил меня передать вам, что ходатайство вашего превосходительства о назначении на мою должность г-на М. уважено им, к сожалению, быть не может.

Губернатор растерялся и ничего не сказал, зато потом употребил все средства, чтобы пребывание Салтыкова на посту председателя казённой палаты сократить до минимума. Всем чиновникам было известно «вызывающее» поведение председателя казённой палаты, осмелившегося курить в служебном помещении, где на стене висел портрет императора, а на столе стоял царский золотой герб (т.н. зерцало). Салтыков клал на стол «зерцало», говорил: «Ну, теперь можно и вольно!» и закуривал.

Скоро Шувалов составил на «беспокойного» чиновника характеристику, в которой он делает вывод о дальнейшей невозможности использовать его на губернских должностях. Прослужив в качестве председателя рязанской казенной палаты год, Салтыков покинул навсегда и Рязань, и карьеру, и углубился в литературную деятельность.

К.И.Тюнькин, описывая «похождения» Салтыкова-Щедрина в качестве председателя казённых палат, пишет о явной усталости Михаила Евграфовича от тех безобразий, с которыми ему повсюду приходилось сталкиваться. И будучи правым по существу, он часто срывался на гневно-саркастический тон и колкости, что, конечно же, ловко использовалось его оппонентами-губернаторами. Как бы то ни было, исправить губернские нравы Салтыкову-Щедрину, конечно же, не удалось, а шишек на административных должностях он набил немало.

В его карьере губернского чиновника был, по нашему мнению, один большой плюс – это богатый опыт и масса материала, которые он мастерски использовал в своих произведениях. В конце концов, Михаил Евграфович стал известным не благодаря служебной карьере, в которой он достиг высокого – генеральского – чина действительного статского советника, а благодаря своей яркой и талантливой сатире.

На что способно было русское чиновничество, свидетельствует пример из жизни царской провинциальной администрации, о котором рассказал Ф.Я.Лучинский. В 1859 году в Херсонскую губернию был назначен новый губернатор Александр Дмитриевич Башмаков. Он был молод, неопытен, но горел желанием навести в губернии порядок. Лучинский пишет, что местные дельцы на время присмирели, но увидев, с кем имеют дело, воспрянули духом. Старший советник губернского правления сказал:

– Наш новый губернатор очень быстрый, но ничего: мы его укоськаем!

По-украински «укоськать» означало «усмирить», «обласкать», «задобрить».

Но Александр Дмитриевич оказался им не по зубам. Чиновники завалили его «крутыми» бумагами, т.е. такими документами, в которых суть дела затемнялась и из которых трудно было понять, о чём они. Башмаков тщательно вникал в документы, просиживал над ними ночами, разбирался и никому спуска не давал.