Повесть о любви и тьме

Весь наш мир неизвестно, сколько протянет. Говорят, что наступит день, когда солнце погаснет и все вернется во тьму. Так ради чего же люди режут друг друга на протяжении всей истории? Почему это так важно, какая власть будет в Кашмире или в пещере праотцев в Хевроне? Вместо яблока с Древа жизни или с Древа познания мы, похоже, и в самом деле получили от Змея ядовитое яблоко с Древа зла и съели его с превеликим аппетитом. Так закончился рай и начался этот ад.

* * *

– Эта княгиня, или графиня, Любовь Никитична, приходилась то ли матерью двум девочкам, то ли была их гувернанткой. И то ли она была родственницей городскому голове Лебедевскому, то ли он был ее должником. И то ли она и польский отставной полковник пан Закашевский были просто партнерами по карточной игре, а то ли их связывали совсем иные отношения. Сплошные “или-или”… Так мало знаем мы даже о том, кто живет с тобой под одной крышей. Думаем, что знаем много, а выясняется, что не знаем ровным счетом ничего. Мама твоя, например… Нет, прости, я еще не в состоянии говорить впрямую о ней. Только вокруг да около. Иначе рана снова начнет кровоточить. Нет, не буду говорить о Фане. Только о том, что вокруг нее. Знаешь, ходила у нас такая поговорка: когда по-настоящему кого-то любят, то любят даже его носовой платок.

Вот взгляни на это, пожалуйста. У меня тут кой-какие вещицы, ты можешь даже потрогать их и понять, что мои рассказы – это не просто байки. Вот, взгляни на это. Нет, это не скатерть, это наволочка, наволочка с вышивкой. Когда-то девушек из хороших семей учили вышивать… И княгиня – или графиня? – Любовь Никитична вышила это мне в подарок. Мне она сказала, что это силуэт кардинала Ришелье. Кто он такой, этот кардинал Ришелье? Я уже и не помню. А может, никогда и не знала. Я ведь необразованная, не то что Хая и Фаня. Они закончили гимназию, потом университет в Праге. Я же была попроще. Про меня говорили: “Сонечка, она такая симпатичная, но немного простушка”. Меня отправили в польский военный госпиталь, чтобы я получила там диплом медицинской сестры. Но знаешь, я прекрасно помню: перед тем как я покинула наш дом, княгиня подарила мне эту самую наволочку и сказала, что на ней вышит кардинал Ришелье.

Может, ты знаешь, что за кардинал Ришелье? Ай ладно, не имеет значения. Расскажешь в следующий раз, а то и вообще не расскажешь. В моем возрасте уже можно завершить жизнь и не ведая, что за кардинал Ришелье. Этих кардиналов пруд пруди, и все они ненавидели наш народ.

* * *

– В глубине души я немного анархистка. Как папа. Мама твоя тоже была анархисткой в душе. Конечно, в среде Клаузнеров она этого не могла показывать, ее и без того считали слегка странной. Хотя вели себя по отношению к ней с неизменной вежливостью. Да у Клаузнеров вежливость вообще всегда была на первом месте. Твой другой дедушка, дедушка Александр, если я не успевала отдернуть руку, тут же целовал ее… Помнишь, была такая сказка – о коте в сапогах? Твоя мама была среди Клаузнеров словно плененная птица в клетке, висящей в гостиной семейства котов в сапогах.

Я немного анархистка по очень простой причине: потому что не вышло пока ничего хорошего из действий всяких там кардиналов Ришелье. Только Янушка-дурачок, ты ведь еще не забыл этого деревенского дурачка из сказки Ксенички, нашей служанки? Того, что пожалел народ и не пожалел своей единственной краюхи хлеба – заткнул ею дыру в мосте. И за это его потом сделали царем. Только кто-нибудь вроде него иногда жалеет и нас. Все остальные – цари и вельможи – никого не жалеют. А по правде говоря, и мы сами не очень-то жалеем других. Ведь не очень-то пожалели маленькую арабскую девочку, умершую у блокпоста на дороге в Вифлеем, – видимо, стоял на блокпосту эдакий кардинал Ришелье без сердца. Еврейский солдат, но… кардинал Ришелье! И хотел только одного – поскорее все закончить и пойти домой… Вот так и умерла девочка, чьи глаза должны теперь сверлить наши души, не давать нам спать по ночам, пусть я и не видела ее глаз, потому что в газетах печатают фото только наших погибших, а их погибших – никогда.

Ты думаешь, что простой народ такой уж подарок? Вовсе нет! Простой народ так же глуп и жесток, как и его цари. Ведь в этом истинная мораль сказки Андерсена о новом платье короля. Простой народ глуп точно так же, как и король с министрами. А вот Янушке-дурачку было безразлично – пусть смеются над ним столько, сколько хотят. Важным для него было другое: чтобы все остались в живых. Он был милосерден, а в милосердии нуждаются все. Даже кардинал Ришелье. Даже Папа Римский. Ты тоже наверняка видел по телевизору, насколько Папа больной и слабый, но его, когда он приехал к нам с визитом, безо всякого милосердия вынудили бесконечно стоять на солнце, и это при его-то больных ногах. Не пожалели старого и очень больного человека. Даже по телевизору видно было, как тяжко ему, но он крепится и стоит неподвижно на церемонии в мемориале Яд ва-Шем[37]. Целых полчаса стоит, в дикую жару, – только бы не обидеть нас. Мне тяжело было видеть это. И жалко его.

* * *