Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

В Москве, правда, слегка недоумевали. Сам Иосиф Виссарионович отмечал, что «"верный продолжатель дела Димитрова", пожалуй, отражает суть, но такие выражения, как "мудрый", "любимый", "родной", едва ли к месту. Стоило бы ограничиться разумным уровнем, как Ракоши»[197]. Но, судя по всему, в этом вопросе София, во всем остальном идеально послушная, остановиться просто не могла, и кремлевский горец не особо настаивал. В конце концов, чем бы дитя ни тешилось...

Часть 4. «ШЕСТНАДЦАТАЯ РЕСПУБЛИКА»

КУДЫ БОЛГАРИНУ ПОДАТЬСЯ...

Смерть тов. Сталина изменила многое. Новая кремлевская метла начала мести по-своему, в частности переформировывая под себя и «обоймы» в странах «народной демократии». Кто не успевал понять, тот опаздывал, но и те, кто понял, имели мало шансов усидеть: новым людям «в Риме» нужны были новые «друзья римского народа» у союзников. И в Софии — тоже.

Правда, тов. Червенков очень старался. Уже в сентябре он заявил, что Болгария хотела бы нормализовать отношения с Югославией, Грецией и США. 10 ноября отменили жуткие «февральские поправки», просуществовавшие всего восемь месяцев, чуть позже закрыли лагерь «Белене», оставив на нарах только «неисправимых» (душегубов). Снизили цены, повысили расценки и т.д.

Вот только всё это не помогало лично тов. Червенкову, и статус «болгарского Сталина» проблем не убавлял. Напротив, прибавлял — просто потому, что настоящий тов. Сталин шел к обожествлению всю жизнь и стал богом при жизни по совокупности общепринятых заслуг. У софийского же его аватара никаких особых заслуг не было, а солнечных зайчиков после захода солнца не бывает.

Так что возникли сложности. В первую очередь, вновь заявил о себе тов. Югов, по меркам партии фигура куда более тяжелая. Подпольщик с довоенным стажем и смертным приговором, командир партизанской зоны, на личной заметке у тов. Сталина, свояк Михаила Шолохова, искренне считавший себя жертвой культа личности, поскольку, отстраненный от руля, сидел на постыдно мелкой должности.

Досадно плохо повел себя и казавшийся вполне лояльным Георгий Чанков, из эмигрантов уровня куда выше червенковского. Тоже на виду у тов. Сталина — настолько, что чуть не стал вождем, когда выбирали замену покойному тов. Димитрову. А к нему привычно примкнул, позволяя себе больше не скрывать, что очень сомневается в величии вождя, еще один авторитетный эмигрант — Райко Дамянов.

И что самое скверное, поскольку у очень многих на тов. Червенкова был большой зуб (кому-то чего-то недодал, кого-то недооценил, кого-то обхамил), интриганы быстро обрастали собственными «обоймами», требуя введения коллегиальности. А Москва, где «коллегиальность» как раз цвела буйным цветом, их в этом плане полностью поддерживала.

Пришлось отступать. В феврале-марте 1954 года на VI съезде пост генерального секретаря, царя и бога, вновь отменили, заменив секретариатом из трех человек, однако тов. Червенков остался председателем Политбюро и одновременно премьер-министром, то есть, по сути, по-прежнему вождем. На пост же первого секретаря (как предполагалось, сугубо технический) он протолкнул тов. Живкова, которого с полным на то основанием считал абсолютно верным себе человеком и притом слишком слабым, чтобы стать опасным.

Сложилась парадоксальная ситуация. Кремль — в лице тов. Хрущева — требовал «десталинизации» и борьбы с культом личности. Отказаться не было никакой возможности, а заниматься этими неотложными задачами, вот ведь парадокс, должен был «болгарский Сталин», совершенно не понимавший, как и за что бороться, да плюс к тому и чувствовавший, во что это может вылиться лично для него. Незадача, что и говорить.

В итоге «новый курс» в Болгарии реализовывали мало, частично, с оговорками (пару законов отменили, лагерь закрыли, да и всё) и с кляузами в Москву. Естественно, Никите Сергеевичу, готовившему XX съезд, всё это очень не нравилось, и лично тов. Червенков, по статусу общавшийся в основном с тов. Маленковым, не нравился тоже. Зато нравился тов. Живков: с ним первый секретарь ЦК КПСС общался часто, по ходу — сам тот еще аппаратный интриган! — быстро поняв, кто реально контролирует в Софии «обойму» переставшего быть адекватным запросу времени премьера.

Ну и... Сколько-то времени сосуществовали, а потом пришла весна 1956-го и с ней — XX съезд, ставший холодным душем для очень многих, включая тов. Червенкова, особенно после представления на Политбюро доклада тов. Живкова, подготовленного к пленуму по итогам XX съезда, не провести который было невозможно. Ведь вождь верил своему протеже, как родному, продвигал его, — но тов. Живков мало того что внезапно оказался антисталинистом, так еще и обвинил в «культе личности» самого тов. Червенкова.