Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Не больше. Но вполне достаточно, чтобы заняться кадрами, не вполне понимающими идеологию, дабы не получилось, как в Венгрии, где товарищи, слишком увлекшись процессом и не удержав вожжи, в итоге, как известно, сильно обожглись[199]. Так что, поскольку умные учатся на чужих ошибках, «апрельскую линию» было решено «сгладить», — и хотя ничего похожего на события в Венгрии не наблюдалось, началось «Jedem das Seine»[200].

И тут уж, поскольку жареным запахло для всех, всё было исполнено в лучших традициях — с привычными призывами «обрушить железный кулак на проснувшегося классового врага» и вычистить «железной метлой поднявшие голову вражеские элементы», а также с полным осознанием поддержки Москвы, где тов. Хрущев очень вовремя схлестнулся с «антипартийной группой Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова».

БУЛЬДОГИ ПОД КОВРОМ

Итак, вместо вождя, единственного и неповторимого, — «тетрархия»: Югов — Чанков — Дамянов — Живков. Все, независимо от официальных постов (три государственных, один партийный), — равно влиятельны. Хотя, конечно, тов. Югов и тов. Чанков по биографиям считались супертяжами, а тов. Дамянов и тов. Живков шли в категории полегче.

Но это формально. Фактически — проще: тов. Дамянов всегда волочился хвостиком за тов. Чанковым, как когда-то Каменев за Зиновьевым, а тихий, только партийными делами занятый тов. Живков делал вид, что хотел бы остаться в стороне от интриг. Впрочем, при этом он неявно давал понять, что симпатизирует скорее тов. Югову, поскольку тот не из «эмигрантов», свой брат, партизан, да еще в свое время дал старт его карьере, назначив шефом полиции после 9 сентября. И тов. Югов это ценил, потому что крайне не ладил с тов. Чанковым.

В принципе, всё понятно и объяснимо — и с личностной точки зрения (двум медведям в берлоге не ужиться, тем паче что тов. Чанков, некогда чуть не ставший вождем с подачи аж Иосифа Виссарионовича, тов. Югова откровенно презирал), и с клановой (скрытая, но жесткая вражда «эмигрантов» и «подпольщиков» никуда не делась), и по ориентации (тов. Югов по статусу работал в Москве с тов. Булганиным, то есть, опосредованно, — с Никитой Сергеевичем, а тов. Чанков, по старым связям, ориентировался на тов. Молотова). Но главное разногласие (поскольку оба, этого не отнять, были людьми идеи) было во взглядах на «камо грядеши». Тов. Чанков, четкий и убежденный сталинист, стоял на том, что Отец Народов проложил единственно верный путь, которым и надо идти, а все огрехи случились потому, что вождем оказался «глупый Вылко», решивший, что он — Солнце, и допустивший репрессии против честных коммунистов. А тов. Югов, тоже сталинист до мозга костей, был уверен, что советский опыт для болгар не абсолютен и следует, как учил тов. Димитров, в чем-то идти своей дорогой, учитывая специфику крестьянской Болгарии.

В такой ситуации схватка была неизбежна, и оба «больших человека» пытались заручиться поддержкой главы Политбюро, совершенно не опасаясь подвоха с его стороны. Ибо тов. Югов — это тов. Югов, тов. Чанков — это тов. Чанков, а кто такой тов. Живков? Мелкий функционер подполья, затем комиссар «Чавдара» — небольшой, хотя и успешной четы, а потом всё время у кого-то на хвосте, самостоятельный нынче лишь потому, что понравился тов. Хрущеву.

Личная «обойма» тов. Живкова тоже не впечатляла. Ну Добри Джуров — бывший командир «Чавдара», близкий друг, ныне невеликая шишка в армии. Ну Мирчо Спасов — очень близкий друг, когда-то боевик, известный полным бесстрашием и чудовищной, даже не звериной, а чисто человеческой жестокостью. Ну еще пара офицеров МВД, два-три члена ЦК, да и всё. Правда, став первым секретарем, а затем и главой Политбюро, тов. Живков оброс людьми, окреп, да и связи в Москве не шутка, но всё равно своих планов вроде бы не лелеял. Да и какие там «свои планы» у такой мелочи?

А между тем планы были. Тот, кого считали шакалом, был волком — и уже матерым. Но, сознавая, что в драке с медведями, пока те в силе, даже у матерого волка шансов нет, делал реверансы и премьеру, считавшему его своим человеком, и первому вице-премьеру, намекая, что тов. Югов слишком низко ценит партию, а вот тов. Чанков — наоборот, и поэтому дружба возможна. А что первый секретарь думал на самом деле, знал только он сам, да еще несколько очень близких людей.