Но это к слову, для понимания. Главное, что отныне царь принял на себя ответственность за всё — просто потому, что больше никто не решался. И сразу же приступил к делу, начав кампанию по возвращению Южной Добруджи. Благо, Румыния, в отличие от Греции, отнявшей Западную Фракию, виляла между Берлином, Лондоном и Парижем, в итоге осточертев всем. Да и разгром Франции вывел ее из игры, облегчив задачу.
Имея в активе благожелательное отношение к этому вопросу Москвы (что не было секретом для Берлина), царь с полным основанием предполагал, что фюрер не позволит тов. Сталину опередить себя, пожав плоды, — и был прав. Как раз в этот момент Москва отжимала у Бухареста Бессарабию и Северную Буковину, и Рейху, 1 июня отказавшему румынам в помощи (Берлин и желал бы помочь, но не хотел злить Москву), было совершенно ясно: как только «восстановление справедливости» станет фактом, СССР потребует у Бухареста восстановить еще одну справедливость, вернув Болгарии украденное в 1913-м.
И это не было биномом Ньютона. «Теперь, когда румынский вопрос поднят Россией снова, — писал в Госдеп м-р Джон Эрл, посол США, — претензии болгар по поводу Добруджи будут рассмотрены, поскольку они столь справедливы, что даже и дьявольский суд не мог бы их отвергнуть. Изумляюсь англичанам, столько лет не желавшим рассматривать эти аргументы, а в итоге проигравшим всё». Вторил ему британский коллега, Джордж Ренделл: «Болгария бесспорно получит Добруджу. Вопрос лишь в том, от кого она ее получит... Но явно не от нас. Жаль, что мы, связанные капризами Франции, не помогли Болгарии два года (назад). Сделай мы так, она бы сейчас была нашей».
Короче говоря, «подарочек Москвы» рассматривался как неизбежность. Но такое развитие сюжета, писал Риббентроп, «будет равно перевороту». И Гитлер решил играть на опережение. Дальнейшее известно: 28 июня Бухарест поднял руки. Спустя пять дней возвращение отнятых румынами в 1913-м земель завершилось, а 15 июля (в недрах НКИД как раз доводили до ума обращение «По вопросу отношений Румынии и Болгарии») фюрер в личном письме королю Каролю «со всей настоятельностью» посоветовал «поскорее договориться с Болгарией [...] на разумной основе».
Летом 1940-го «совет» из Берлина был приказом, упираться румыны не посмели, — а на прямой вопрос болгарского посла: «В чьей сфере влияния находится Болгария?» — Гитлер пояснил, что «все договоренности Рейха с Советами относятся только к Прибалтике и Бессарабии». Таким ответом София осталась крайне довольна: к этому моменту царь более всего боялся, что «русские в их стремлении к Дарданеллам готовят нам такую же роль, как Эстонии относительно портов на Балтике», а озвученная Гитлером позиция означала, что отдавать Болгарию немцы не намерены и, следовательно, повторять «румынский фокус» Москва не будет.
Собственно, ничего этого Борис и не скрывал. «"Наша страна очень мала, — сказал он мне, — докладывал в июле советский посол в Софии после очередного разговора о военном союзе и базах, — а все большие государства стоят вокруг с микроскопами, высматривая уязвимые места. Так и с другими маленькими странами, но если Эстония и ее соседи вполне созрели для советизации, то у нас предпосылок нет, не правда ли?" Я ушел от ответа, и царь тотчас обратил всё в шутку».