Реально, правда, повесили только юного Йордана Лютибродского, затеявшего стрелять в полицию, — но и это внушило. К слову, спустя много лет в идиотской ситуации оказались коммунисты. Вынужденные в 1945-м объяснять, почему они тесно сотрудничают с Георгиевым, они (устами Вылко Червенкова) выдали нетленное: «Во всяком случае, у нас нет сомнения в бескорыстности субъективных намерений авторов переворота 19 мая 1934 года, хотя в чем-то они объективно погорячились».
Ну что, наконец-то фашизм? Где-то так, чего уж. Но опять не совсем. При том что фраза «нас вдохновляет пример г-на Муссолини» звучала открыто и гордо, ни у «яйцеголовых»[140] из «Звена», ни у их партнеров из уже не тайной, а во всех правах восстановленной Военной лиги не было ни грамма фанатизма и абсолютно никаких уклонов в мистику. Не было вождя с неизбежным культом — сам Георгиев считал себя первым среди равных. Не было даже намека на желание строить партию или искать массовую опору, но само собой подразумевалось, что «чернь» должна внимать и выполнять на раз-два всё необходимое для построения «новой системы общественных отношений».
Вот и всё. И если исполняли на совесть, не пеняя на изыски вроде «задержек на работе» без дополнительной оплаты, никто никого не репрессировал, а разговорчики, ворчание и анекдоты, в отличие от митингов и листовок, не карались. «Вопрос крови» тоже не стоял совершенно. Говоришь по-болгарски, считаешь себя болгарином — ну и славно. А новую элиту предполагалось создавать иными средствами: из ста «полных» средних школ оставили только 27, и учеников планировалось набирать по итогам серьезного конкурса, но не по предметам, а по «простым, но сложным тестам на сообразительность», разработанным «Звеном». Действительно, тесты продуманы были так, чтобы «даже неграмотный, но талантливый ребенок из нищей семьи имел преимущество перед хорошо готовым, но менее талантливым». Согласно замыслу, по достижении десяти лет таких детей следовало забирать из семей и увозить в специальные интернаты — своего рода «инкубаторы» для будущих «высших вождей нации».
И, наконец, внешняя политика... Хотя, пожалуй, нет, о ней чуть позже. А пока...
НЕ БРАТ ТЫ МНЕ...Если помните, покончить с ВМРО входило в планы тандема лидеров «19 мая», так что нет ничего удивительного в том, что 14-й пункт Декларации гласил: «восстановить авторитет государственной власти на всей территории страны». А сказано — сделано. Спустя пару дней Пиринский край был разделен на два округа, включенных в состав соседних областей, а Вооруженные силы получили приказ «провести изъятие оружия у населения, за исключением, в отдельных случаях, охотничьего».
Ни о чем подобном в Болгарии, где Организация, при всей своей мрачной славе, считалась неприкосновенной, ранее никто и подумать не мог. И просчитать последствия не мог никто. «Тандем» очень опасался, что Иванушка уйдет в подполье, приказав бойцам сопротивляться, а то и хуже, объявит «охоту на предателей» в столице, но Скромный (или «Радко», как он теперь себя называл) никуда из своей софийской квартиры не делся. Наоборот...
«Есть у нас, братья, закон: никогда не стрелять в болгарскую армию, — указано в его циркуляре, обращенном к четам. — Болгарская армия, какой бы приказ ни исполняла, не может быть врагом. Ни одной пули против тех, кто служит Болгарии». Приказ «водача» обсуждению не подлежал. Гарнизоны городков и горных баз — около пяти тысяч «регуляров» — сдавали оружие. Рядовых, проверив, отпускали, сколько-то известных воевод задержали до выяснения.
На всякий случай, согласно приказу из Софии, гласившему: «всех македонцев — под строгий контроль», проводили обыски, в ходе которых оружия, включая артиллерию, изъяли «больше, чем у албанской армии». Однако помимо того на основании еще одного приказа — «О конфискации собственности нелегальных организаций» — в прах разносили заводики, клубы и библиотеки. Намертво перекрыли границу. 14 июня для примера расстреляли чету, вернувшуюся из-за Вардара и сдавшуюся, положив на месте шестерых четников, за что стрелявшие получили награду от военного министерства.