Кто-то обличал
Для этих ребят — и служивших в рядах, и отставников —
Так что Лигу пришлось подрывать вдумчиво, не спеша, изнутри, кого-то аккуратно отправляя в запас, кого-то с кем-то ссоря, кого-то прикармливая повышениями, и окончательно закрыть тему попытались только в июле 1928-го, когда Вылков счел, что давно требуемый «капитанами» съезд проводить можно, ибо всё схвачено. И всё равно подстраховались на 146 процентов, продумав всё обстоятельнее, чем перед Второй Балканской. Мероприятие провели нелегально, в актовом зале военного министерства, оцепленного доверенными войсками и ощетинившегося пулеметами, нацеленными на парк, где собралось под две сотни вооруженных сторонников «военной оппозиции».
Вылков в ходе прений вел себя жестко и напористо, заряженные ораторы выступали в нужном ключе, и тем не менее задачу не решили. То есть большинство в итоге проголосовало правильно, постановив, что участие в политике несовместимо с пребыванием на действительной службе, тем самым если и не совсем распустив Лигу, то фактически кастрировав, но получив всяческие преференции лично для себя. Однако одно дело — протоколы и совсем другое — жизнь. Сразу же после завершения заседания недовольные «капитаны» в обстановке глубочайшей секретности начали думать о создании новой организации — Тайного военного союза (ТВС), дабы
Главное же — на случай, если отдельные «капитаны» решатся переть буром, правительство имело контрбур ВМРО, даже упоминание о котором отбивало у любого, будь он хоть трижды герой, желание шутить. А если у этого любого имелась еще и семья, так и тем паче. Потому что одно дело — впереди на белом коне, и совсем иное — привет на дому от Ванче Михайлова...
На самом деле у ВМРО были вполне приличные отношения и с Цанковым: и в Сентябре ему помогли, и после взрыва в соборе в стороне очень даже не остались, а он в ответ не лез во внутренние дела юго-запада, — но «черному профессору» Иванушка все-таки никогда не доверял до конца, ибо тот заигрывал с Белградом. Ляпчев, правда, тоже в рамках официального курса — куда ж денешься? — демонстрировал любовь в десны соседям, но тут было проще. Все-таки свой, македонец, пусть и чистоплюй; к тому же когда-то он избирался от Македонского округа, отобранного в 1913-м сербами.
Так что у него тоже болело, и с ним взаимопонимание было полным. Скромный честно отчислял часть налогов в бюджет и неукоснительно исполнял любую просьбу правительства, даже при том, что своих дел имел по уши: после резни конца августа — начала сентября 1924-го — убийства Старого и почти полного истребления «левицы» — Организацию трясло и корчило. Старое умирало, рождалось новое; ЦК, ранее всесильный, существовал только по инерции, и с каждым днем влияние уже немолодого и не очень решительного Александра Протогерова (
Единственным, в чем сходились Протопоп и Скромный, было то, что Софии, если там не предают дело «третьей сестрицы», нужно помогать, — а по всем прочим пунктам согласия не было. Протогеров, символ и реликт старой эпохи, по-прежнему верил в какую-то внутрипартийную демократию, в возможность каждого иметь и отстаивать свое мнение, да и хотел, в общем-то, только покоя, почета и определенного политического влияния, в связи с чем к нему стягивались, клянясь в верности, самые разные группы и группочки.