Потерян в море

— Развлекаюсь, — признался капитан. И сразу, с той же интонацией, в которой сквозила усталость и издевка, спросил: — Почему ты помогла мне без возражений? Не стала тянуть или спорить, вынуждать применить силу?

Каттальтта цокнула, облокачиваясь о стол и зеркально повторяя позу Грахго, но стоя.

— Не обольщайся, не ради тебя, — она высокомерно смотрела на капитана сверху вниз, но при этом не чувствовала превосходства. Возможно, потому что не была до конца честна не только с Грахго, но и с собой. — Если бы ты там сдох, что стало бы с сердцем? Кто вернул бы его мне?

— Сама бы забрала.

— Это если бы твои чары спали. Но я боюсь, чтобы их снять подобным образом, надо убить не только тебя, но и корабль.

Грахго резко подался вперед, больно вцепившись пальцами в кисть Каттальтты.

— Если поделишься своими размышлениями с кем-то еще, я уничтожу твое сердце. Ты услышала меня, дорогуша? — капитан практически шипел, прожигая взглядом духа.

Но вместо демонстрации гнева или обиды, Каттальтта наклонилась ближе к Грахго, нагло прошептав в ответ:

— Спасибо за идею, капитан.

Сжав зубы, Грахго отпустил духа и прикрыл глаза. Пришлось напомнить себе: Каттальтта зубоскалит от бессилия. Взяв себя в руки, капитан спокойно вернулся к карте, игнорируя пристальный взгляд хранителя. Вскоре Каттальтте пришлось сменить положение, поскольку на стол легло еще несколько карт, дополняющих первую. Дух облокотилась о спинку стула, вместе с капитаном изучая проход от Карибского Моря к Мексиканскому заливу и дальше, до берегов мешиков. Каттальтта излучала слабую, едва ощутимую энергию, в которой темнота смешивалась со светом, напоминая ночное небо с россыпью звезд, теплый песок и прохладный ветер. Она стояла слишком близко, иначе Грахго не ощутил бы эти крохи силы. Из-за этого у капитана периодически пробегали мурашки по позвоночнику вниз. Он злился, но продолжал упрямо прорабатывать детали маршрута. Благодаря Меркаторской проекции это было не так сложно, как казалось на первый взгляд.

Каттальтта же, пусть и являлась духом, за долгую жизнь бок о бок с душами, приобрела достаточно человечности, чтобы испытывать многие людские эмоции. И сейчас она с любопытством изучала вовсе не рукотворные карты. Дух с недоумением и изумлением смотрела на капитана. На напряженную спину, линию шеи и короткие волоски, всякий раз встающие дыбом, стоило Каттальтте склониться ближе. От подобной картины внутри хранителя пьянящим вином разливалось непонятное, но такое приятное тепло, наполненное трепетом.

* * *

Фрегат мягко покачивался на волнах, направляемый опытной рукой Худого Тома, несшего ночную вахту за штурвалом. Небольшая горстка людей оставалась вместе с ним, пока остальная команда видела уже десятые сны.

Отверженному нравились такие ночи. Они наполнялись музыкой волн и тихими разговорами вахтенных. Когда у фрегата было хорошее настроение, он тянулся всей сутью к спящим морякам и окутывал их невидимым коконом, отгоняя страхи, сомнения и переживания. Тогда кошмары не мучали пиратов, и наутро они были полны сил и воодушевления. Капитан не знал об этом маленьком секрете корабля. Почему-то Отверженный смущался делиться с ним подобным.

Впрочем, сегодня настроение фрегата оказалось смутным. И вовсе не из-за сирены, примостившейся на одном из его щупалец у носа. Он перебирал свои воспоминания и пытался понять: каким человеком он был? Это, как выяснилось, непросто сделать. Ведь память перемешала обрывки жизни, и многие картины прошлого оказались разорваны в клочья. Отверженный подозревал, что Грахго мог бы ему с этим помочь. Вот только для этого корабль должен сначала сам понять, нужно ли ему это.

Из размышлений Отверженного вырвало странное движение в трюме. Непривычное и неправильное. Один из пиратов осторожно крался вдоль гамаков, избегая слабых отблесков света и замирая, если казалось, что проснулся кто-то еще. Фрегат сразу же перестал пытаться собрать воедино лоскутья памяти и принялся с напряжением следить за разворачивающейся картиной. Вдруг потребуется вмешаться? Будить капитана он пока не спешил. Ни к чему напоминать пиратам о такой своей особенности.

Довольно быстро Отверженный опознал крадущуюся тень. Ею оказался ирландец Джеральд О’Хара, которого все пираты называли не иначе как Оскал. Вдумчивый, осторожный и основательный человек предпочитал сначала все хорошенько обдумать и лишь потом действовать. Отверженный редко чувствовал его смятение. Оскал всегда подходил к вопросу с холодным рассудком, мастерски отодвигая на задний план эмоции.

Вскоре к одной тени присоединились еще две, среди которых был и Мартин. С другого конца трюма двигались Келпи и Джодок. Они не переговаривались между собой, но словно бы заранее условились о цели, поскольку двигались к общей точке — гамаку, на котором спал Косой Билл. Окружив его, все пятеро обменялись быстрыми взглядами.