Post scriptum

Он умер, не дожив всего нескольких дней до долгожданного отъезда. Бабушка, вытянувшись в струнку, неподвижно сидела у его ног, повторяя лишь одно слово:

– Балам… [2]

Мать тоже не плакала, а потом сказала, ни к кому не обращаясь:

– Я никуда не еду.

Квартира была уже продана управдомом. Часть вещей упакована и переправлена к границе, часть раздарена или продана за бесценок. Отец лежал посередине пустой комнаты с голыми стенами на старом тонком паласе, который где-то раздобыли одноклассники Алика.

Они так и не узнали тогда, кто им помог, но разрешение на вывоз тела было получено. Али впервые оказался в одном из тех кабинетов, хождения по которым навсегда унесли отца. Поняв, что вывезти тело ей разрешили, мать впервые тихо заплакала. Али гладил ее по волосам и повторял: «Все будет хорошо, мам. Все будет хорошо…» Другой рукой он придерживал ее, словно боясь, что она упадет или будет опять просить его остаться, и горячо шептал: «Было бы предательством оставить его здесь и самим остаться. Все будет хорошо, мам… все будет хорошо…»

Один из сидевших за столом чинов, уловив его слова, хмыкнул и, окинув их взглядом, громко сказал:

– Вот только на счет «предательства» не надо! Вашей семейке не привыкать!

Мать, вздрогнув, прижалась к Али, в голове которого молниеносной режущей полоской пронеслись обрывки юридических формулировок: «…нанесение телесных повреждений при исполнении…злоумышленное…преднамеренное…». Отец заставил его выучить весь уголовный кодекс, приговаривая хрипловатым голосом: «Захотят посадить, найдут за что». Али не хотелось садиться именно сейчас и потому он, не переставая гладить прижавшуюся к нему мать по волосам, стряхивал с них искрящиеся капельки ненависти и бессилия.

Он постоял еще перед иконой, наблюдая за игрой пламени двух свечей, затем закрыл глаза, прижав большим и указательным пальцами веки, словно пытаясь вернуть обратно просящиеся наружу слезы. Ощутив чье-то присутствие, отнял слегка влажные пальцы от век и повернул голову. В церковный полумрак бесшумно вошли два белых пятна. Зажав в руке третью свечу, Али отошел от иконы к стене, сел на ту самую скамейку, на которой ему привиделся отец, и стал наблюдать за темным силуэтом в белом платке с белой тряпкой в руке, который плыл между иконами, убирая уже потухшие и окуная в воду догорающие свечи. Еще резче запахло церковными свечами. Два пятна бесшумно подплыли к иконе Богородицы, заслонив от него подставку со свечами. Он услышал подавленное шипение и увидел поднимающиеся из-за ее спины, казавшейся теперь лишь темной перегородкой, слабые струйки дыма. Напрягся, пытаясь задержать глазами исчезающие белесые узоры, неумолимо проваливающиеся в пустоту, вспомнив, как однажды в детстве страшно испугался того, что никогда больше не сможет открыть глаза.