Post scriptum

– Ровно, ровно держи, не бойся, – бабушка, придерживая его руку со свечкой, направила в маленькую закопченную нишу в стене, где уже полыхали жадные желтые язычки.

Затем, подхватив его на руки, подождала пока он насмотрится на огонек зажженной им свечи и отошла от ниши к столу, сев рядом с соседкой.

– Что ты думаешь, ай Салима?

Салима сидела, поджав губы, и смотрела очень внимательно куда-то в сторону, словно не слыша вопроса. Алику надоело сидеть на коленях у бабушки, и он, спрыгнув на пол, подбежал к стоящему посередине комнаты стулу. Взобравшись на него, взялся за спинку стула и стал с интересом рассматривать небольшую комнату с одним единственным окошком, в которую попал впервые. Салима задумчиво посмотрела на него, потом сказала бабушке:

– Не ты его напугала.

– А кто?

– Не знаю кто, но не ты.

Сказав это, она встала и приблизилась к Алику. Бабушка тоже проворно перебралась к нему, сев на стул и посадив его на колени. Алик вновь попытался спуститься на пол, но на этот раз бабушка крепко держала его. Быстрыми движениями, молниеносно касаясь чем-то, завернутым в черную тряпочку, Салима обожгла жгучими маленькими укусами лишь одной ей известные точки у висок, на шее, на руках и ногах Алика, который тут же зашелся плачем, перекрываемым воплями бабушки:

– Ай, Салима! Все! Все! Не надо больше, чтоб Аллах меня убил!

Схватив Алика на руки, бабушка прошла через все маленькие комнатушки Салимы и вышла в их маленький дворик. Зажмурившись от света, Алик замолчал. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой лицо бабушки. Глаза у нее были мокрые, а одна крупная слезинка болталась на родинке. Алик потянулся к родинке, но бабушка перехватила его ручонку и прижала к глазам, затем быстро отняла и снова прижала. Алик засмеялся.

Они сели под дерево на маленькую скамеечку, слегка спугнув бегающих цыплят Салимы. Дворик соединял с улицей маленький тупик, выход в который был через массивную деревянную дверь на пружине. Несмотря на иногда доносившиеся сигналы машин с улицы, двор казался отрезанным от всего остального мира.

Неожиданно дом Салимы вновь огласился детским воплем. Алик вытянулся и, округлив глазки, прислушался к реву, доносившемуся со стороны второй двери Салимы, выходившей на проезжую часть. Вскоре все стихло, и Салима вышла к ним. Алик обиженно захныкал, как только увидел ее. Она взяла одного из цыплят и в ладони поднесла к Алику. Он сердито отвернулся. Цыпленок пищал и шевелился, потом было слышно лишь громкое кудахтанье. Любопытство перебороло обиду и боль, Алик повернул голову.

Вокруг Салимы взволнованно бегала курица, пытаясь клюнуть ее в ногу. Алик заулыбался. Салима отпустила цыпленка, сказав то ли Алику, то ли курице:

– Больше не буду.

Курица смолкла и, не обращая никакого внимания на цыпленка, из-за которого устроила весь шум, лениво прошлась по двору, поклевывая что-то и иногда посматривая, словно пересчитывая своих цыплят. Салима села перед ним на корточки. Алик на всякий случай крепко прижался спиной к бабушке. Заметив это, Салима погладила его по руке.

– Ты больше никогда и ничего не будешь бояться. Никогда, – затем, обращаясь к бабушке, добавила. – Девчушку привозили. Второй день молчит. Говорят, что собаки испугалась.

Бабушка вздохнула и провела рукой по мягким волосам Алика. Он вздрогнул. Она, переглянувшись с Салимой, повернула к себе Алика лицом, приподнялась и кое-как удерживая, опять вцепившегося в нее малыша, отнесла его на руках обратно в свой дом. Алик разрешил поставить себя на пол только тогда, когда за ними закрылась голубая дверь. Они поднялись на второй этаж и сели на бабушкин коврик. Посидели в обнимку, слегка раскачиваясь.

Потом бабушка зажгла одну свечу и поставила перед ковриком. Алик заворожено смотрел на огненный язычок свечи и опять вздрогнул, когда она коснулась его головы. Бабушка всхлипнула, затем, попеременно касаясь его макушки и пола перед свечей, забормотала вполголоса:

– Биссимиллах, Биссимиллах! Чтоб Аллах меня убил в тот момент, когда я напугала ребенка! Чтоб мои руки и язык отсохли, ноги переломались! Биссимиллах! Биссимиллах!

Пытаясь дотянуться одной рукой до макушки бабушки, Алик, вскочив, вытянулся во вес рост и, не успевая повторять за ней все слова, начал воинственно выкрикивать:

– Ллах! Ил! Ала! Ребенка! Руки! Ли! Ноги!

С последним словом бабушки он резко опустился, чтобы как она хлопнуть ладошкой по полу. В этот момент бабушка, пытаясь коснуться ладонью его головы, промахнулась и, потеряв равновесие, смешно завалилась на один бок. Алик, взвизгнув от радости, тут же прыгнул на нее. Бабушка прижала его к себе, задыхаясь от смеха и пытаясь спрятать лицо от его пальчиков, норовящих схватиться за родинку.