Он мысленно перенесся домой и увидел то, что неизменно происходило, перед тем как Паола выходила из дома. Она поспешно набирала номер, затем, отложив в сторону трубку, искала свой мобильный телефон. Вначале замирая и прислушиваясь к пиликающей мелодии, она пробегалась по первому этажу их небольшого домика, затем убегала наверх. На мгновение Али показалось, что он тоже слышит мелодию ее телефона, сбившуюся вдруг на бормотание у правого уха – «помохи, мил чялвек», – а затем видит как, ухватившись за шнурок, выуживает ее телефон из вороха разбросанной на постели одежды. С высветившимся на дисплее номером их домашнего телефона трубка, качнувшись перед его глазами, вытянулась в крепкие щеки стоявшей перед ним женщины с накинутым на плечи платком. Али механически протянул ей деньги, задержавшись взглядом на незатейливых узорах ее платка, один из которых в точности повторял запомнившийся ему с детства узор бабушкиного ковра. Затем увидел сидящих на этом ковре и о чем-то озабоченно перешептывающихся отца, бабушку и мать, обрывающих разговор с его появлением.
Вернувшись на свое место, попрошайка в цветастом платке шепотом пересчитала деньги и, аккуратно сложив их, спрятала в многочисленных складках своей одежды. Оглядевшись, сладко зевнула и, перекрестив рот, выдохнула: «Ежля деньхи есть, то и раздавать не жалко!»
Подозрительно оглядев сидевшую с безучастным выражением лица нищенку в темно-синей косынке, пробормотала: «Хосподи, прости нас хрешных…». И вдруг вскочила, как ужаленная. Крепкие щеки затряслись, цветастый платок вздулся парусом:
– Ты че расселась? Ой-ой… Он жа всем раздал… Ой, не маху… Вот дура! Вот дурой родилася, дурой и помрешь, прости мя, Хосподи… – и, еще раз перекрестившись, добавила, – Отдай мальца, слышь, отдай, ховорю…Проводив глазами нищенку, Али прислушался к себе. Боль прошла, и он хотел было приподняться, но обернулся на крик. Кричала, только что отошедшая попрошайка с крепкими щеками. Она прыгала, как мячик, перед съежившейся фигуркой в темном платке. До Али доносились отдельные слова. Он медленно приподнялся.
Дорогу к церкви ему тут же загородила маленькая замызганная однорукая девчушка. Целясь в него обрубком искалеченной руки, она жалобно заскулила и запричитала:
– Дяденька, а дяденька, дай на хлебушек, а!
Тут же рядом под ногами вился мальчуган, такой же как и девчушка немытый, и вторил ей одной тональностью ниже, время от времени хватая за полу пиджака. Слегка покачиваясь от прикосновений канючащих детей, он опять перевел телефон на беззвучный режим, положил в нагрудный карман и наткнулся там на конверт. Вытащив его, с досадой покрутил в руках и решительно направился к церкви. Дети постепенно отстали от него и побежали к проходившей мимо пожилой женщине. Порывшись в сумке, она дала обоим что-то. Вприпрыжку они затем подбежали к прогуливающемуся здесь же парню в кепке и, отдав ему полученную милостыню, убежали дальше в указанном направлении.
Поднявшись по лестницам, на последней ступеньке Али обернулся и увидел детей рядом с каким-то парнем. Как только дети убежали, едва заметным жестом парень в кепке подозвал к себе уже притихшую нищенку в накинутом на плечи цветастом платке. Они о чем-то оживленно заговорили. Он ковырялся в ухе, она трясла щеками. Али отвернулся от них и окинул взглядом собравшихся у входа в церковь. Безмолвно расступившись, они пропустили его к двери. Внимательно прочитав висевшую на ней табличку, он толкнул массивную деревянную дверь и вошел в церковь.